Читаешь эти документы и постоянно вспоминаешь Игоря Талькова: «Родина моя! Ты сошла с ума…»
Все эти бредни произносились и записывались с абсолютной серьёзностью, и негодяй Баранов, повторяя свои выдумки, толкал своих друзей под пули палача. Впрочем, туда же их толкал и начальник 2-го отделения Отдела по спецделам Николай Подбело.
И снова, в который уже раз начались расспросы Баранова о событиях вечера 12 июля, и тот поделился очередным вариантом своих воспоминаний. На этот раз Сергей вдруг стал очень точен в мелочах. Он припомнил, что пришёл во двор дома Василия Кузнецова около 21 часа, никого из друзей там не застал и улегся спать под голубятней, то есть на первом этаже этой клетушки. Между 23 и 24 часами появились Кузнецов и Мерзляков, с собою они имели четверть литра белого вина и четверть красного, а также 200 граммов голландского сыра и полкило белого хлеба. Во двор вышел отец Кузнецова и присоединился к трём друзьям. Честно говоря, довольно сложно представить посиделки компании в составе четырёх мужчин с таким смешным количеством спиртного – буквально по стакану белого и красного вина! – но из песни слов не выкинешь. Именно о такой «пьянке» рассказывал Сергей Баранов. Вчетвером они просидели некоторое время, после чего отец Кузнецова вернулся в дом, а Василий и Анатолий Мерзляков куда-то ушли.
Далее начался детектив в худших традициях «Графа Монте-Кристо». Вот дословная цитата из показаний Баранова: «Они вернулись домой примерно в час ночи 13/VII-38… когда они стояли у голубятни, то Мерзляков и Кузнецов говорили, что о совершённом сегодня убийстве ребёнка говорить Баранову не нужно, потому что Баранов является ненадёжный и он может разболтать каждому». То, что товарищ Подбело не мог связать падежных окончаний и построить согласованную фразу, ему простить можно, в конце концов, косноязычные титаны мысли тех лет допускали и не такие описки. Но вот то, что работник прокуратуры позволил лгуну, уже оклеветавшему однажды своего товарища, начинать городить бредни с участием другого человека – это уже непростительно.
Два месяца Баранов не мог вспомнить о том, что в ночь убийства где-то рядом находился некий Толик Мерзляков, и тут – на тебе! – вдруг чудесным образом ощутил улучшение памяти! Появление в воспоминаниях таких деталей всегда недостоверно и требует от допрашивающего максимально скептического восприятия, но Николай Подбело, судя по всему, подобных азов не знал.
Вместо того чтобы самым тщательным образом разобраться с подозрительным феноменом улучшения памяти обвиняемого, работник прокуратуры клюнул на очередной вброс Баранова. И закрутилась следственная феерия. «Почему вы не заявили о том, что Кузнецов и Мерзляков совершили убийство?» – спрашивает под запись в протокол Подбело. «Потому, что они меня запугали,» – отвечает Баранов, – «сказали: если только ты заявишь о том, что мы совершили убийство, то мы тебя убьём».
Объективности ради надо признать, что прокурор Подбело в конце концов почувствовал вздорность утверждений Баранова и закончил допрос следующим примечательным резюме (грамматика и стилистика оригинала сохранена): «Вы, Баранов, говорите неправду следствию вы в троём совершали убийство, когда вы находились в заключении, то вас ни кто не угрожал нанесением побоев или другие действия, а всетаки вы признались, что убийство девочки Грибановой совершали вместе, поэтому вам необходимо дать показания, соответствующие действительности». Призыв сам по себе был неплох, но, как увидим из последующих событий, он скорее был адресован самому прокурору, нежели подследственному.
На следующий день, 20 сентября, прокурор Подбело, видимо, уверенный в том, что теперь-то он полностью разобрался в событиях трагического вечера 12 июля, надумал дать решающий бой Анатолию Мерзлякову. Так сказать, устроить ему Ватерлоо и добиться признательных показаний.
Решающий допрос начальник 2-го отделения повёл в непримиримой и наступательной манере: «Вам зачитываются показания Баранова Сергея, который указывает, что Кузнецов и Вы вели разговор между собой о совершённом убийстве ребёнка», на что Мерзляков спокойно отвечает: «Показания Баранова в этой части являются неверными». Прокурор Подбело вытащил из рукава свой «джокер», которым явно рассчитывал поразить обвиняемого, да только «джокер» этот оказался на поверку «двойкой», притом даже и не козырной. «У Вас при обыске нашли два платочка, которые испачканы в крови, почему они так испачканы?» – грозно вопросил прокурор, на что Мерзляков лаконично ответил: «Испачкан один платочек потому, что я вытирал нос, а второй – не знаю».
Вот и весь сказ.., вот и вся атака. И далее наступательный допрос превратился в привычное бессодержательное нытье прокурора, которое непонятно почему вообще попало в протокол. «Почему Вы скрываете убийство девочки Грибановой, в то время когда Вам об этом известно?» – спрашивает Подбело, и иначе как риторическим вопрос этот назвать сложно. Что ответил Толик Мерзляков, думаю, догадается любой: «Об убийстве мне ничего не известно».
Допрос, конечно, построен бестолково и в каком-то смысле бесцельно. И дело здесь даже не в низком профессионализме Николая Подбело, а в полном отсутствии того самого «тела доказательств», о котором уже упоминалось выше. Всё-таки обстановка допроса, внешний вид и манера поведения допрашивающего должны не просто внушать уважение, но, что гораздо важнее, подкрепляться серьёзными уликами или как минимум обоснованными предположениями, способными убедить подозреваемого в широкой информированности следователя. Нужны улики, требуется правильная последовательность ввода доказательств – от менее важных к более важным, от более достоверных предположений и выводов – к менее, наконец, необходимо грамотно переключать внимание допрашиваемого, все эмоциональные или оценочные суждения должны быть исключены по определению. Огромное значение имеет обратная связь с допрашиваемым, умение следователя понимать вербальные и невербальные сигналы, которые непрерывно посылает во время допроса нервная система последнего. Вы пытались уничтожить одежду, но мы нашли следы её сжигания.., вы пытались застирать следы крови, но мы их обнаружили, и экспертиза подтвердила, что кровь – человеческая.., вы утверждаете, что имеете алиби, но проверкой установлено, что в указанное время вы не находились в указанном месте – так преступник уличается в совершении преступления. А что мы видим в исполнении Подбело? «Почему Вы скрываете убийство?» Ну, в самом деле, а почему преступник скрывает убийство? Да просто потому, что не хочет быть расстрелянным. Читаешь пёрлы товарища начальника 2-го отделения, и на ум невольно приходит фраза из детского фильма: «Дядя Петя, ты дурак?»