Уральский Монстр - Страница 48

Топорик немедленно направили на судебно-медицинскую экспертизу и, забегая немного вперёд, скажем, что крови на топоре отыскать не удалось.

Не дожидаясь результата экспертизы, 17 сентября Николай Подбело оформил постановление о временном задержании Анатолия Мерзлякова, а это означало, что оговору Баранова он поверил больше, нежели попыткам Кузнецова дезавуировать самооговор и дать честные показания. Прокурор упорствовал в заблуждениях и никак не хотел признавать вполне очевидный к тому времени факт невиновности Кузнецова и Баранова. В день взятия под стражу Мерзлякова подверглось обыску место его проживания – две комнаты в коммунальной квартире в доме №100 по улице Кузнечной. Обыск этот не дал никаких результатов, не было найдено ничего похожего на холодное оружие, не оказалось окровавленной одежды и обуви, в общем, ничего, заслуживающего внимания следствия.

Обстоятельный допрос Мерзлякова состоялся 18 сентября, после его первой ночевки в камере следственного изолятора. Задержка довольно странная, трудно отделаться от ощущения, что Анатолию умышленно предоставили время подумать о правильном поведении в кабинете прокурора.

Уже в самом начале допроса Мерзляков отказался от показаний, на которых настаивал во время очной ставки тремя днями ранее. Тогда он утверждал, будто не встречался 12 июля с Кузнецовым, и последний подтвердил правильность этих слов. Теперь же Мерзляков заявил, что день убийства Герды Грибановой целиком провёл в обществе Василия, который вместе с Гребеньщиковым разбудил его в 8 часов утра, явившись к нему домой. Встретившись ранним утром, они уже более не расставались. Днём они ходили на рынок, вечером пили вино, после этого отправились к дому их общего знакомого Аркадия Молчанова и там выломали доску из голубятни, принадлежавшей последнему. В общем, рассказ Мерзлякова довольно точно соответствовал тому, что прежде рассказывал Василий Кузнецов. Разумеется, тут напрашивался вопрос о причине того, что 15 и 18 сентября Анатолий давал совершенно разные показания. Подбело так и спросил: «Почему же Вы при допросе 15/X-38 г. показали, что с Кузнецовым не встречались 12/VII-38 г.?», – на что Мерзляков просто и без всяких затей ответил: «Потому, что я забыл». И всё – каков вопрос, таков ответ.

Прокурор заинтересовался наличием у допрашиваемого оружия. Оказалось, что Мерзляков владеет неким ножом небольшого размера, конструктивно похожим на кинжал. Прокурор так его и назвал «кинжальчик», под этим же наименованием сей предмет в дальнейшем фигурировал в документах. Подбело установил место хранения «кинжальчика», однако, как мы точно знаем, во время обыска жилых комнат Мерзлякова ничего похожего на холодное оружие найдено не было. Хотя в протоколе допроса не содержится пояснений по этому поводу, мы знаем, как в итоге разрешилось данное противоречие. Анатолий Мерзляков, оказывается, передал «кинжальчик» Аркадию Молчанову, у которого тот и был найден сотрудниками уголовного розыска вечером всё того же 18 сентября.

Помимо интереса к холодному оружию, следователь озаботился повседневной одеждой нового подозреваемого. Узнав, как одевался Мерзляков минувшим летом, прокурор приказал изъять его одежду и доставить в свой кабинет. На квартиру арестованного, обысканную накануне лично прокурором, мигом помчался оперуполномоченный уголовного розыска Пискунов, который, руководствуясь полученными от Подбело указаниями, провёл повторный обыск. В результате на столе Подбело оказался тёмно-вишневый шевиотовый (из тонкой шерсти) костюм, в кармане которого лежали два измятых носовых платка со следами крови! А на подкладке пиджака оказались мелкие капли крови, похожие на брызги. Разумеется, все эти вещи немедленно были направлены в лабораторию судебной медицины для проведения исследований с целью определения видовой принадлежности крови. 26 сентября исследования были окончены и Подбело, не дожидаясь официального оформления экспертизы, от руки записал результаты на половинке листочка писчей бумаги и вручил эту записку своему начальнику, прокурору Миролюбову. Тот, видимо, следил за следствием и подгонял, иначе эту спешку объяснить трудно. Как следует из записки, человеческая кровь оказалась на двух носовых платках, на подкладке пиджака была кровь неустановленной видовой принадлежности, а на ноже-«кинжальчике» крови не оказалось вовсе. В общем, полный пшик. Между тем ясно было, что убийство Герды Грибановой было очень кровавым и убийца никак не мог отделаться двумя запачканными кровью носовыми платками.

Все эти танцы с бубном, которые Подбело устроил вокруг Мерзлякова, вызывают лёгкую оторопь и осознание полнейшей профессиональной беспомощности прокурора. Тот проводил обыск, но ничего не нашёл, пришлось ему спрашивать у подозреваемого, в чём же тот ходил и где находится его одежда. Карманы одежды, висящей в платяном шкафу, никто, по-видимому, не просматривал, иначе как можно объяснить тот факт, что окровавленные носовые платки не были найдены? Поразителен, конечно, общий уровень следствия, такое ощущение, что в прокуратуру взяли школьников, причём далеко не старших классов, им бы всем слюнявчики на шею повязать, да надеть штанишки на лямках с пуговицами побольше, чтобы удобнее было застёгивать.

Явно не понимая, в какую сторону идти и на чём строить обвинения в адрес Кузнецова и недавно арестованного Мерзлякова, прокурор 19 сентября снова вызвал на допрос Сергея Баранова. И начался очередной виток блужданий в трёх соснах. «Вы подтверждаете, что Мерзляков вместе с Кузнецовым совершили убийство девочки?» – задаёт свой самый умный вопрос Подбело, и Баранов в ответ выдаёт очередную соловьиную трель: «Да, я подтверждаю, что они совершили убийство девочки Герды Грибановой, то есть Кузнецов и Мерзляков». Следователь наверняка считал себя очень находчивым и сметливым, а потому надумал подстроить Баранову ловушку, из тех, про которые «блатные» говорят «берёт на понт». В исполнении Подбело это выглядело следующим образом (стилистика оригинала сохранена): «Следствие располагает данными, что убийство Герды Грибановой совершили не Кузнецов и Мерзляков, а совершенно посторонние лица, зачем же вы на их показали не правду?» На самом деле никакими данными следствие не располагало, но прокурор напустил на себя таинственный вид в расчёте смутить обвиняемого. Да вот только тот совсем не смутился и в ответ молотил своё: «Я показал правду с тех источников и доказательств, о которых я подробнее останавливался ниже». Баранов явно не понимал, где в тексте «выше», а где «ниже», но этого в равной степени не понимал и грамотей Подбело. Ему бы не убийства расследовать, а потратить хотя бы годик (а лучше два!) на изучение русского языка и литературы. Над этими протоколами можно было бы посмеяться, и если бы их взялись читать со сцены юмористы из «Comedy club», то вся страна хохотала бы в голос, пребывая в уверенности, что слышит оригинальную пародию, чью-то необыкновенную выдумку, да вот только перед нами вовсе не комедия, а самая настоящая драма!