Уральский Монстр - Страница 96

В годы Великой Отечественной войны Брагилевский принял участие в раскрытии крупной банды убийц, действовавшей в Одессе после освобождения в апреле 1944 г. города от немецко-фашистской оккупации. Бандиты действовали очень изощрённо, похищали и затем убивали сотрудников НКВД и военнослужащих Советской армии с целью завладения их оружием, документами и формой. Располагая подлинным «реквизитом», преступники совершали дерзкие нападения на советские учреждения.

В послевоенное время, в 1946 г. последовала очередная реорганизация НКВД и преобразование его в Министерство внутренних дел с изменением штатной структуры. Брагилевский стал офицером Московского уголовного розыска, в составе которого возглавил особую группу по раскрытию резонансных, как сказали бы сейчас, преступлений. Во второй половине 1940-х гг. столица Страны Советов пережила чудовищный взрыв преступности, с которым может сравниться, пожалуй, только криминальный разгул 1990-х гг. Дабы дать представление о разнузданности нравов той поры можно упомянуть, например, реальную историю трёх уголовников-рецидивистов, поселившихся в бомбоубежище возле женского общежития и на протяжении почти месяца насиловавших его жительниц. Жертвами сексуальных пиратов стали в общей сложности 16 девушек и женщин. Особый цинизм действиям преступников придавало то обстоятельство, что все трое болели сифилисом и умышленно заражали жертвы этим тяжёлым недугом. Органы милиции игнорировали заявления пострадавших и стали действовать только после того, как преступники совершили нападение на коренную москвичку, нанеся ей ножевое ранение.

После отставки в июле 1951 г. Абакумова с поста Министра государственной безопасности в силовых структурах началась кампания по борьбе с «еврейским засильем» и «космополитизмом». Артур Брагилевский являлся слишком заметным во всех смыслах сотрудником МУРа (его двухметровый рост был исключительно высок для своего времени), а потому, учитывая его происхождение, шансов сохранить работу он имел совсем немного. Чуда не случилось и в начале 1952 г. Брагилевский был вторично уволен со службы, хотя в отличие от некоторых других евреев, это не привело к его аресту. В сентябре 1953 г. – уже после смерти Сталина и ареста Берии – руководство московской милиции ходатайствовало о его возвращении на службу. Брагилевский возглавил ту же группу, которой руководил до 1952 г.

На этом этапе работы ему довелось руководить расследованием убийства Марии Крыловой, инструктора Орловского обкома КПСС. Преступление это оказалось необычным тем, что его организовал и помог осуществить муж убитой, партийный работник довольно высокого ранга. Он одно время служил помощником председателя окружного трибунала войск НКВД, затем руководил партийной организацией крупного предприятия в Орле. Должность была видная, освобождённый парторг являлся номенклатурой ЦК партии. Получив перевод в Москву, перебрался в столицу, а жена осталась работать в Орле. В Москве Крылов купил дом – и это в условиях тотального жилищного дефицита послевоенных лет! – и стал открыто сожительствовать с племянницей жены. Когда Мария узнала о похождениях «номенклатурного ловеласа», то примчалась в столицу для спасения ячейки социалистического общества. Решительный настрой супруги грозил расстроить гедонистические планы Крылова на ближайшую перспективу и мог пустить под откос его карьеру. Посоветовавшись с любовницей, организатор социалистического производства принял решение с помощью знакомого ей рецидивиста имитировать ограбление дома в ходе которого Мария Фёдоровна Крылова должны была погибнуть.

План оказалось труднее реализовать, чем придумать. В итоге всё пошло наперекосяк, туберкулёзный урка не справился с крепкой женщиной и мужу пришлось убивать жену лично. В процессе борьбы он был укушен и впоследствии этот укус существенно помог изобличению убийцы. Тем не менее Крылов вместе со своим подельником довели задуманное до конца и предприняли меры по запутыванию следствия. Владелец дома был связан, избит, у крыльца были брошены железнодорожные билеты из трёх разных городов – эта деталь должна была навести МУР на версию о совершении преступления ворами-«гастролёрами».

В конечном итоге Крылов был разоблачён и история этого засекреченного преступления наделала определённый шум во властных коридорах. Всё-таки, убийцей оказался довольно крупный партийный функционер, демонстрировавший на протяжении ряда лет полнейшее моральное разложение. В этом деле было всё: и немалые финансовые хищения, и разврат, и злоупотребления служебным положением, и круговая порука тянувших его вверх по карьерной лестнице друзей. И самое главное – было отвратительное убийство. Без всяких сомнений, «дело Крылова» оказалось известно на самом верху партийной пирамиды и Артур Брагилевский приложил к этому расследованию руку в самом что ни на есть прямом смысле.

В общем, жизнь этого неординарного человека была полна самых невероятных приключений и превратностей. Многое о нём ещё неизвестно – даже время смерти – но можно не сомневаться в том, что если когда-либо об Артуре Брагилевском будет написана книга, она окажется по-настоящему захватывающим чтивом.

Впрочем, вернёмся к событиям августа 1939 г.

Из материалов дела не видно, какие же именно обстоятельства привели прокурора Советского Союза Михаила Панкратьева и наркома внутренних дел Лаврентия Берию к мысли о необходимости откомандировать своих людей в Свердловск. Понятно, что имел место некий сигнал в Москву о творящихся в городе экстраординарных криминальных происшествиях – похищениях и зверских убийствах малолетних детей – но от кого этот сигнал мог поступить, неясно. Первое, что приходит на ум – естественное движение милицейской отчётности о криминальной активности в регионе, из-за чего соответствующая справка попала на глаза какому-то компетентному работнику Главного управления РКМ в Наркомате НКВД в Москве. Проницательный работник сопоставил данные за несколько месяцев и понял, что в Свердловске действует серийный убийца-педофил (как отмечалось выше, термина «серийный убийца» в те годы не существовало, но, разумеется, само явление многоэпизодных убийств на сексуальной почве было хорошо знакомо следственным работникам). В подобное предположение, однако, категорически не верится. Во-первых, милицейские руководители в Москве вряд ли узнали об убийствах детей в Свердловске ранее работников союзной Прокуратуры. Из материалов дела видно, что требование переслать в Главное управление РКМ Наркомата НКВД копии оперативных материалов, добытых уральскими оперсотрудниками в мае-июле, было получено в Свердловске лишь 18 августа. Во-вторых, невозможно представить, чтобы столь скандальная информация, потенциально способная скомпрометировать ведомство, была передана из НКВД в союзную прокуратуру. В реалиях тех дней это кажется просто немыслимым. Наркомом внутренних дел тогда являлся, как отмечено выше, Берия, и его отношения с Панкратьевым, сменившим Вышинского на посту прокурора СССР лишь 31 мая 1939 г., были весьма далеки от доверительных. Панкратьев выступал против предпринятых Берией попыток пересмотра некоторых дел, начатых Ежовым во времена «Большого террора». Отношения руководителей двух правоохранительных структур были недружественны и продолжали ухудшаться всю вторую половину 1939 г., что предопределило в конечном счёте отставку Панкратьева с поста прокурора Союза менее чем через год. Потому сложно представить, что Берия позволил своим подчинённым передать надзорному ведомству сведения, бросающие тень на Наркомат.