Уральский Монстр - Страница 73

К сожалению, обо всём этом можно говорить только в сослагательном наклонении, потому что такого рода выводы и предположения сделаны не были. Свердловский уголовный розыск остался во всём верен собственным традициям и вёл расследование так, как умел. А потому ждать от носителей тёмно-синих галифе сколько-нибудь вдумчивой работы не приходилось. Её и не было – этой самой вдумчивой работы.

Как же повёл розыск преступника свердловский угро?

Проницательный читатель без особых затруднений предугадает правильный ответ: родителей пострадавшей девочки спросили о том, кого они подозревают в нападении. Этот вопрос и в самом деле был любим сотрудниками НКВД того времени. Когда на эту тему заговорили с родителями Али, они повели себя по-разному. Отец поначалу ответил, что не допускает возможность сведения с ним счётов посредством нападения на его младшую дочь. А вот его жена Татьяна Колмогорцева, мачеха Али, взяла быка за рога и за словом в карман не полезла. Она заявила, что подозревает в попытке убийства некую Старкову и её сожителя Богданова, которые испытывают к их семье враждебные чувства «из-за квартиры».

История довольно гнусной коммунальной склоки коренилась в следующем: Старкова, уборщица в общежитии, где проживали Губины, давно претендовала на комнату №6 как самую просторную и удобную. Как только весной 1939 г. комната освободилась, Старкова туда вселилась – заняла жилплощадь «явочным порядком». Разумеется, подобное самоволие не могло обойтись без содействия коменданта общежития Александра Шаламова, который благоволил уборщице из-за всякого рода продуктовых подношений. Взяток, говоря просто. Старкова привозила ему из деревни сметану, творог, молоко – в общем, всячески задабривала. После освобождения комнаты №6 она внесла туда свои вещи и отказалась пускать кого-либо ещё. Георгий Губин, отец раненой девочки, получил в администрации железнодорожного депо 19 марта ордер на заселение в эту комнату, но попасть туда не смог, ибо комендант Александр Шаламов отдал ключи уборщице и заявил, что комната заселена. А значит, туда входить нельзя, там чужие вещи, войдешь – и обвинят в краже! Губин, правда, зашёл и втащил собственные вещи, в результате в комнате площадью 12 квадратных метров в положении проживающих оказались 9 человек (это общее число членов семей Губиных и Старковой). И никто никому не хотел уступать, ибо жилищный вопрос в те предвоенные годы стоял в крупных советских городах очень остро. Пытаясь разрешить возникший конфликт интересов – надо сказать, очень острый конфликт! – Губин обратился к участковому милиционеру с просьбой помочь выселить гражданку Старкову, да только участковый руками развёл, иди-ка, мол, в суд! Губин и пошёл.

Дело неожиданно быстро разрешилось. Уже 27 мая – то есть за две недели до трагедии – районный народный суд постановил злополучную комнату №6 передать Губину. Старкова тут же сдала ключи и выселилась, а комендант общежития Шаламов в кругу друзей заявил, что отомстит. Непонятно, правда, кому и за что, но – отомстит!

Это такая была присказка, а сказка началась 12 июня. Когда сотрудники уголовного розыска принялись устанавливать алиби действующих лиц, выяснилось, что никто не мог определённо сказать, где же находился комендант Шаламов? А между тем его искали с самого исчезновения девочки, дабы он привлёк к поискам всех проживающих в общежитии. Но никто Александра Сергеевича не видел, и никто не мог сказать, куда же он подевался.

Разумеется, по этому поводу были допрошены как сам комендант Шаламов, так и его супруга Ольга Андриановна. Последняя рассказала, что муж днём занимался ремонтом швейной машинки, а потом лёг спать, поскольку ему надо было идти на работу в ночную смену. Проснулся он якобы около 18:30 – это со слов жены – то есть примерно в то время, когда была найдена Аля Губина.

Александр Шаламов рассказал о том же самом несколько иначе. Согласно его версии развития событий к нему днём приходил товарищ по фамилии Быков и предлагал купить пива, но Шаламов отказался, поскольку в магазинном киоске за пивом в это время пришлось бы отстоять очередь. Увы, это диалектика социализма – рабочий люд поутру массово бежал похмеляться. После этого разговора он якобы улегся спать, поскольку ему надо было выходить в ночную смену, и проснулся около 19 часов. Собственно, после 19 часов его уже видели многие свидетели, так что этот момент времени подтверждался объективно. Всё же остальное вызвало самый пристрастный интерес уголовного розыска.

Ну, в самом деле, жена говорит о ремонте швейной машинки, а муж рассказывает о визите друга с предложением попить пива.., уж не намеревался ли Шаламов ссылкой на друга обеспечить себе алиби? Почему Шаламов не открывал дверь своей комнаты, когда стучали? Сам же Георгий Губин и стучал после того, как узнал об исчезновении дочери! Да и помимо него в дверь комендантской комнаты колотили люди. Может быть, комендант в это время попросту отсутствовал? Может быть, он убивал девочку?

Разумеется, некоторую толику подозрений в адрес коменданта добавило и то обстоятельство, что он первоначально пытался скрыть существование конфликта с Георгием Губиным, заявляя, будто отношения с его семьёй у него вполне нормальные. Что, конечно же, не соответствовало истине. Но бедолагу коменданта можно понять (хотя и не оправдать) – он опасался говорить о существовавшей вражде, боясь попасть под подозрение. То, что уголовный розыск узнает обо всём и без него, Шаламову, похоже, в голову не приходило. В общем, перед нами образчик опрометчивого поведения не очень умного человека, яркий пример того, как не следует себя вести с работниками следствия.