В общем, безбрачие Зайцева вызывало подозрения, хотя ничего конкретного ему инкриминировать было нельзя. Рая ни единым словом не обмолвилась о нападении на неё соседа, а уж Виктора девочка не могла не знать! Конечно, его неопознание можно было списать на амнезию – это довольно распространенное явление в случае сильного эмоционального переживания свидетеля или потерпевшего. Однако амнезия обычно быстро проходит, и через неделю-другую забытые события восстанавливаются в памяти, так что логично было ожидать, что девочка назовет напавшего, если только он действительно был ей знаком. Этого, однако, не произошло – ни в середине, ни в конце мая Рая Рахматуллина преступника так и не вспомнила.
Тем не менее эти соображения не очень-то помогли Зайцеву, который наряду с Кучиным попал под подозрение. К счастью, сотрудники уголовного розыска обошлись с обоими подозреваемыми сравнительно мягко, в изолятор их не отправили, а ограничились лишь мерами, скажем осторожно, эмоционального воздействия (подписки о невыезде, изъятие паспортов, регулярные вызовы на допросы).
Попутно велась работа с населением прилегающих кварталов. Опросы преследовали двоякую цель – с одной стороны, проводился поиск свидетелей нападения или иных схожих противоправных действий, а с другой, собиралась информация о лицах, способных на подобные посягательства. Работа в этом направлении позволила выявить нескольких хулиганистых мальчишек, живших неподалёку. Им всем было по 12 лет, но, несмотря на юный возраст, сотрудники уголовного розыска «отработали» наводку так, словно речь шла о вполне зрелых преступниках. Неучастие мальчишек было доказано с абсолютной надёжностью, поскольку все они в момент нападения на Раю Рахматуллину участвовали в построениях школьных колонн для похождения в рядах демонстрантов.
Подход к расследованию, продемонстрированный сотрудниками уголовного розыска в мае 1939 г., очень напомнил картину, которую мы наблюдали в случае убийства Герды Грибановой. Всё делалось по единому шаблону, грубые стереотипы просто бьют в глаза – под подозрение попадают лица из ближайшего окружения, соседи, далее следует опрос жителей окрестных домов. Можно не сомневаться, что под самое серьёзное подозрение попал бы и отец раненой девочки, если б только не благоприятное для него стечение обстоятельств – в момент происшествия он находился совсем в другом месте, и его алиби удостоверялось дюжиной коллег. Нельзя не отметить и сдержанность, даже благородство Асии Рахматуллиной, матери пострадавшей девочки. Сотрудники уголовного розыска настойчиво расспрашивали женщину о её подозрениях, и она, поддавшись соблазну свести счёты с недоброжелателями, могла бы оговорить многих, но воздержалась и не сделала ничего подобного, заявив, что никого не может подозревать в таком диком нападении. Для времени, когда люди с упоением писали доносы во все инстанции просто «по велению сердца», такая сдержанность заслуживает быть отмеченной особо.
Весь май 1939 г. следствие под руководством лейтенанта Лямина беспомощно толкалось среди не трёх даже, а всего двух сосен, дергая на изматывающие допросы по очереди то Петра Кучина, то Виктора Зайцева. Надежда добиться сознания в преступлении, которого никто из них не совершал, была призрачна и бессмысленна. Между тем демон, чьи садистские фантазии давно уже были разбужены, лишь пьянел от безнаказанности и даже не думал о том, чтобы остановить свою безрассудную охоту на детей.
Он не хотел останавливаться и – не остановился.
Аля Губина, проживавшая в Пионерском посёлке, на улице Флотской, барак №1, пропала днём 12 июня 1939 г. как-то нелепо и даже, пожалуй, глупо. Причём о глупости и нерадении родителей можно говорить применительно к случившемуся с полным основанием.
Утро 12 июня отец девочки Георгий Иванович Губин, 30-летний слесарь вагонного участка станции «Свердловск» железной дороги им. Кагановича, встретил с намерением отдохнуть как следует. Жора принадлежал к той весьма многочисленной категории советских рабочих, которые твёрдо знали, что они «гегемон» и «право имеют». В 11 утра к нему явился сосед и друг Иван Быков, с которым он выпил пива. К друзьям присоединилась жена Георгия, 27-летняя Татьяна Колмогорцева. С пивом покончили быстро, но это был не повод заканчивать отдых. Пива и вина купили ещё, подтянулись соседи, и поскольку в комнате стало тесно, весёлая компания решила переместиться во двор. Там жильцы расположились за столом и «под выпивон с закусью» принялись играть в лото.
Аля – уменьшительное от Алевтина – всё это время была на виду у родителей. Девочке исполнилось два с половиной годика, это был развитый не по годам и очень общительный ребёнок, дружелюбный, покладистый и послушный.
В течение дня Аля неоднократно уходила из двора домой, но потом возвращалась обратно к взрослым. Попыток уйти далеко она не предпринимала и вообще хлопот родителям не доставляла. Один раз Аля отпросилась в магазин в компании двух девочек постарше – 5 и 7 лет – родители дали ей мелочь, и она купила мороженое. После похода в магазин Аля благополучно вернулась во двор и продолжала носиться там в компании местной детворы. В 17 часов девочка была во дворе, её видели многие взрослые, сидевшие за столом и игравшие в лото. Время известно точно, поскольку каждый час депо станции «Свердловск» отмечало гудком, который на расстоянии двух километров был прекрасно слышен.