Уральский Монстр - Страница 36

Из областной прокуратуры в «Городок чекистов» во второй половине дня 26 июля примчались заместитель облпрокурора по спецделам Миролюбов и старший помощник облпрокурора Мокроусов. В кабинете начальника ОУР они допросили Василия Кузнецова в присутствии Цыханского, который, кстати, лично вёл протокол этого допроса.

Допрашиваемый сразу же признался в совершении убийства и пожелал дать показания о возникновении умысла совершить это преступление. В ходе последующего рассказа Василий обстоятельно воспроизвёл события 12 июля, наполнив их многими деталями, о которых не упоминал прежде. Он странным образом изменил количество выпитого с Барановым в тот день спиртного, теперь по его словам они «купили в гастрономе вина: 3/4 литра водки, из них 1/2 литра вишневой настойки». И точно назвал уплаченную за выпивку сумму – 9 рублей 75 копеек. Похвальное улучшение памяти!

Кузнецов заявил, что решил обокрасть квартиру, так как считал её богатой. Правда, на вопрос о том, какая мебель находится в комнатах Грибановых, ответить не смог, признался, что не знает этого. Но уточнил, что жильцы квартиры хорошо одевались, поэтому, мол-де, и квартира должна была быть богатой. Что-то в его рассказе, по-видимому, вызвало настороженность прокурорских работников, поскольку в некоторых местах официального документа ощущается ироничный подтекст. Например, Кузнецову задали вопрос о том, откуда он узнал, что девочка живёт в квартире, которую он планировал обворовать? На что Василий без затей ответил: «Видел несколько раз в окне». Тут же последовал логичный вопрос про мебель: «Как же вы, видя девочку, не видели мебель?» Хороший вопрос из тех, что не в бровь, а в глаз.

Несуразные ответы следовали и далее: «Какие волосы у девочки?» – «Не заметил». – «В чём была одета девочка?» – «В день убийства не заметил, так как был пьяный». И такой ответ даёт человек, утверждающий, что он раздевал жертву донага!

Смысл некоторых пассажей уловить невозможно, поскольку они противоречат друг другу. Вот дословное воспроизведение рассказа Кузнецова о ножах, которые убийцы носили с собою: «У Баранова были два ножа, один его, другой мой, и он их носил часто с собою.., один охотничий, другой вроде финки. Оба ножа принадлежали Баранову». Понимай как хочешь. Спросить бы у товарища Цыхановский, задумывался ли он сам над тем, что заносит в протокол?

Очень интересный вопрос был задан арестованному относительно того, кто снимал обувь с Герды Грибановой. Как отмечалось выше, убийца устроил из тела и вещей жертвы нечто такое, что мы сейчас назвали бы подобием художественной инсталляции, то есть он разместил тело и мелкие предметы неким упорядоченным образом. Ботиночки, снятые с ног убитой девочки, он поставил рядом друг с другом слева от трупа. И вот Василия Кузнецова начинают об этом расспрашивать:

«Вопрос: Кто раздевал девочку?

Ответ: Я раздевал. Раздевал для того, чтобы лучше было резать.

Вопрос: А кто снимал ботинки с ребёнка?

Ответ: Я лично не снимал, а снимал ли Баранов, не помню».

Строго говоря, на этом месте допрос можно было прекращать, поскольку невиновность Кузнецова стала просто-таки неприлично очевидной. Обратите внимание, что ещё во время утреннего допроса Василий не мог объяснить цель раздевания жертвы, ибо понятно, что с точки зрения обычного убийцы это занятие представляется бессмысленным, поскольку одежда не мешает колоть и резать человека. Но минули полсуток и Кузнецов к этому вопросу подготовился и объяснил цель раздевания, даже не дожидаясь наводящего вопроса, мол, чтобы резать было лучше (почему лучше? чем именно лучше?). Но вот из уст прокурора последовал новый вопрос, который не был задан на утреннем допросе – про обувь жертвы и.., что же? А ничего, вопрос вызвал у допрашиваемого растерянность и непонимание скрытого подтекста, он почувствовал в вопросе подвох и, не зная правильного ответа, уклонился от разъяснений, дать которые в ту минуту попросту не мог.

Тем не менее работников прокуратуры результаты допроса в целом устроили. Теперь Кузнецова и Баранова можно было передавать из Управления НКВД в облпрокуратуру для подготовки обвинительного заключения и последующего суда.

На следующий день, 27 июля 1938 г., помощник начальника уголовного розыска Вершинин вызвал на допрос 15-летнего Виктора Гребеньщикова, молодого человека из компании обвиняемых. Витя проживал в коммуналке в доме №51 по улице Луначарского, школу оставил после 4 класса, на момент допроса получал почётную профессию сапожника в мастерской «Красный обувщик». Отца Витя не знал, рос с матерью в крайней нужде, в общем, был таким же оторвой, что и томившиеся на нарах дружки. Но поскольку он был младше своих товарищей, то Вершинину имело смысл с ним поговорить, поскольку Витя с перепугу мог брякнуть нечто такое, что пригодилось бы в последующем для доказательства их вины.

Гребеньщиков бесхитростно пересказал последовательность событий 12 июля, поведал о походе на Шарташский рынок в компании Кузнецова, Баранова, Мерзлякова и Молчанова, покупке там Кузнецовым 5 голубей за 10 рублей и возвращении обратно на голубятню. Виктор, по его словам, отправился домой лишь в 21 час или даже в 21:30, к тому моменту Василий Кузнецов и Сергей Баранов остались возле голубятни вдвоём. Рассказ будущего сапожника до известной степени противоречил признаниям обвиняемых, и поначалу даже трудно понять, с какой целью Вершинин вызвал на допрос этого свидетеля.

Однако затем Гребеньщиков стал рассказывать о краже, которую он совершил вместе с Василием Кузнецовым и их другом Александром Шаньгиным минувшей зимой, и это сразу же добавило повествованию динамики. Правда, кража была так себе, пустяковая, воры утащили из голубятни, расположенной во дворе дома, в котором жил их друг Молчанов, 5 пар голубей, но, как говорится, лиха беда начало. Лейтенант Вершинин предложил Гребеньщикову припомнить ещё что-нибудь. И допрашиваемый припомнил!