Уральский Монстр - Страница 226

226

Судебный процесс начался 15 января 1940 г., председательствовал Чепёлкин, председатель Свердловского областного суда, народными заседателями являлись Зладостев и Самойлов, обвинителем выступал Кабаков, начальник Отдела по специальным делам областной прокуратуры, заместитель облпрокурора, защитником являлся Мокроусов, член ОКЗ (областной коллегии защитников).

Думается, ведение процесса неслучайно досталось председателю облсуда. Михаил Андреевич Чепёлкин считался очень компетентным специалистом. Родившийся в 1907 г., он в возрасте 23 лет закончил Ленинградский институт совстроительства и права, после чего на протяжении почти 6 лет трудился на различных судейских должностях районного, городского и краевого уровней в северных областях СССР. В марте 1936 г. возглавил правовую школу в Архангельске. В сентябре 1939 г. последовал перевод в Свердловск на должность председателя областного суда, приступил к исполнению обязанностей с 1 октября того же года. В этой должности пробыл вплоть до февраля 1948 г., за свою работу был удостоен орденом «Знак Почёта». Затем последовал перевод на Ставрополье, где Чепёлкин возглавил краевой суд и два с половиной года оставался в этой должности.

Чепёлкин Михаил Андреевич

В августе 1950 г. Михаил Андреевич был назначен председателем Ленинградского городского суда, перевод был связан с зачисткой города в рамках известного «Ленинградского дела». На новом месте Чепёлкин проработал немногим более двух лет и скоропостижно скончался осенью 1952 г. в возрасте 45 лет, то есть будучи ещё сравнительно молодым мужчиной.

Впрочем, вернёмся к событиям января 1940 г. Судебное заседание по обвинению Владимира Винничевского в 18 эпизодах похищений и нападений на малолетних детей открылось 15 января в 18:35. После решения процедурных вопросов – удостоверения самоличности обвиняемого, предупреждения свидетелей об ответственности за дачу ложных показаний, получения их подписок в этом и удаления из зала – сторонам были заданы вопросы о наличии ходатайств. Винничевский ходатайств не заявил, а вот прокурор попросил допустить в качестве эксперта профессора Устинова. Адвокат не стал возражать, и суд постановил удовлетворить ходатайство обвинения. Далее последовало разъяснение прав сторон – возможности задавать вопросы, давать объяснения, заявлять отвод составу суда – после которого началось рассмотрение дела по существу.

После оглашения прокурором Кабаковым обвинительного заключения, председательствующий обратился к Винничевскому с вопросом, понимает ли тот сущность выдвинутых обвинений и признаёт ли себя виновным? Винничевский ответил интересно (стилистика оригинала сохранена): «Предъявленное обвинение считаю правильным и виновным себя признаю. Только в обвинительном заключении записано 6 случаев, где потерпевшие не установлены, а я говорил 4 случая». То есть Винничевский фактически обвинил прокуратуру в приписке ему двух эпизодов. Из дальнейшего хода судебного процесса понять невозможно, какие же именно эпизоды были «приписаны» Винничевскому – то ли вопрос этот вообще не поднимался в ходе заседаний, то ли его обсуждение в силу неких причин не попало в стенограмму. Автор не считает себя вправе навязывать собственное понимание этого инцидента и предлагает читателю самостоятельно обдумать эту странную историю.

После того, как Винничевскому было предложено рассказать о преступлениях в свободной форме, тот перечислил все те эпизоды, что не раз уже описывались и упоминались в этой книге. В конце своего рассказа сам же обвиняемый и подвёл итог: «Я совершил 8 убийств, 10 покушений на убийство… Я сознательно душил ребят, это мне было приятно, я чувствовал, что делаю преступление. При удовлетворении половой потребности я чувствовал себя нормально и всё прекрасно помню». То есть, с какими случаями, упомянутыми в обвинительном заключении, он не был согласен при открытии судебного процесса, неясно.

Далее последовали вопросы председательствующего и заседателей. Винничевский отвечал предельно откровенно. По-видимому, он оставался совершенно спокоен. Приведём несколько цитат, дабы читатель мог получить представление об ответах обвиняемого суду: «Мне было приятно, когда я душил, когда мучился ребёнок… Когда я душил Герду, я на неё ложился, но не раздевался, при убийстве мне её не жаль было, а вот когда её нашли убитую и я смотреть ходил на неё – было жаль, не потому жаль, что знакомая, а как ребёнка… После убийства детей у меня было нормальное состояние, никто не замечал, чтобы я волновался… в пьяном виде я ребят не убивал, единственно, когда я убил Герду Грибанову, я был выпивши… Вообще от природы я ровный, не нервный и не горячий… Я ведь грамотный, развитый, я безусловно понимал, что моё преступление наказуемо, я понимал, что моё поведение необычно, не так, как у всех, но я не боролся с этим… Я чувствую себя здоровым, аппетит хороший у меня, сон тоже нормальный, голова не болит. Даже тогда, когда я душил свою жертву, я отдавал себе отчёт в том, что я делаю, {но} ненормальным себя не считал».

Эти выступления в суде производят странное впечатление, кажется, что Винничевский то ли откровенный дурак, то ли явно неадекватен, другими словами, не ориентируется в обстановке и не понимает, где находится. Даже самые закоренелые и дерзкие преступники в суде сникают и начинают искать оправдания своим деяниям, вспоминают или придумывают разного рода смягчающие обстоятельства – тяжёлое детство, обман друзей, алкогольное опьянение, травма головы. Годится всё, потому как получить пулю в тюремном подвале и быть закопанным в безымянной могиле, как бездомная собака – это настолько безрадостная перспектива, что перед ней робеют даже самые отмороженные. А тут обвиняемый, не в пример более развитый, ведёт себя совершенно неблагоразумно и делает хуже самому же себе!

226