Уральский Монстр - Страница 217

217

Владимир Винничевский любил ходить в баню к закрытию. Это очень необычная привычка, поскольку в советских общественных банях к вечеру пара уже не было, все шайки по десять раз прошли через чужие руки, скамьи в предбаннике были мокры, на криво положенном кафельном полу стояли лужи и т.п. – в общем, кто видел своими глазами советские бани, тот согласится безоговорочно, что позорнее выглядели только общественные туалеты. Настоящие любители бани ходили всегда с самого раннего утра – это так и называлось «к первому пару». Тогда и парок крепкий можно наподдать, и в предбаннике воздух свежий, да и в бане относительная чистота. А к закрытию бань приходили завсегдатаи определённого сорта – гомосексуалисты.

Как известно, долгое время в Советском Союзе гомосексуализм не преследовался. Магнус Хиршфельд (Magnus Hirschfeld), известный немецкий врач, сторонник сексуальной толерантности и декриминализации однополых отношений, в 1928 г. даже назвал политику Страны Советов в этом вопросе образцом терпимости. Однако всё изменилось 17 декабря 1933 г. с опубликованием Постановления ВЦИК, вводившего уголовную ответственность за мужеложство. В марте следующего года эту норму ввели в Уголовный кодекс РСФСР (статья 154, пункт «а»). Хотя статья эта формально карала за половое сношение «с применением насилия или зависимого положения потерпевшего», то есть вроде бы не посягала на добровольные отношения, трактовать её можно было очень широко. Да и протоколы нужного содержания бойцы невидимого фронта строчить умели, поэтому при необходимости «подвести» под статью можно было любого сторонника однополой любви.

Важная деталь: гомосексуалисты традиционно «числились» за госбезопасностью, то есть Рабоче-Крестьянская милиция с ними не работала. Связано это было с тем, что данная категория лиц могла быть как объектом шантажа, так и орудием шантажа. Поэтому к прореживанию рядов гомосексуалистов ОГПУ, а затем и Управление госбезопасности НКВД подходили очень избирательно: интересных в оперативном отношении людей оберегали и продвигали, а всех прочих – судили по всей строгости закона.

Понятно, что гомосексуалисты пытались максимально маскироваться. В крупных городах появились специфические «тусовки», на которых люди схожих сексуальных предпочтений искали новых партнеров. В силу очевидных причин это были места, где присутствие мужчин всегда выглядело оправданным – общественные туалеты, бани, площадки в парках, где собирались любители шахмат и домино и тому подобные места. Сложилась определённая система неявных сигналов, по которым незнакомые люди могли понять, что перед ними человек «нужной ориентации» – это были необычные элементы одежды (перламутровые пуговицы, шарфы и т.п.), детали внешности (отрощенный ноготь, отпущенные бачки и пр.), определённые рукопожатия, специфические приёмы закуривания папирос и прочие нюансы, которые со стороны не привлекали особого внимания, но несли важную информацию для тех, кто «в теме». В советское время практически все гомосексуалисты были женаты – это был важный элемент «маски нормальности», которую люди нетрадиционной ориентации были вынуждены носить. На холостяков в те времена смотрели с крайним подозрением, главенствовал принцип: если холостой, то либо больной, либо дурак; отсутствие жены автоматически отсекало в любой профессии возможность роста выше определённого (сравнительно невысокого) уровня. Поэтому гомосексуалисты сплошь были женаты, но, как правило, их браки оставались бездетны. Интересная деталь заключается в том, что зачастую жены ничего не знали об истинных пристрастиях мужей.

Гомосексуализм оказался вытеснен на периферию общественного сознания, а сами сторонники однополой любви превратились в шьямалановских «тех, чьё имя не называют». Они вроде бы и существовали, про них даже знали и помнили, но на многие десятилетия эти люди оказались лишены человеческой сущности и превратились в своеобразный жупел, воплотивший общественные страхи, предрассудки и агрессию.

Бани являлись для гомосексуалистов идеальным местом встреч, и таковыми они оставались на всём протяжении социалистической эпохи. Автор хорошо помнит свою студенческую юность в 1980-х гг. в Ленинграде и шуточки про многоэтажную баню у Балтийского вокзала, которая располагалась в нескольких сотнях метров от общежития Ленинградского Механического института. У нас была группа иногородних студентов, замечательных ребят, отличных спортсменов – Военмех того времени, кстати, вообще был богат на крепких мужчин – которые имели традицию ходить в эту баню по вечерам. Их походы являлись нескончаемым источником всевозможных шуток, эпиграмм и даже номеров студенческой команды КВН. И если подтекст классических шуток, вроде: «В баню идёте? Молодцы, заодно и помоетесь», житель современной России понять ещё может, то иные специфические афоризмы, например: «Идя вечером в баню у Балтийского вокзала, не забудь два куска мыла», без пояснения в 21 веке уже будут не понятны. Просто потому что эпоха сменилась.

Впрочем, вернёмся к Винничевскому.

Гомосексуалисты знали, что все истинные любители «первого пара» постараются заявиться в баню пораньше, а потому они пропускали вперёд всех, кто торопился с работы или на работу и добровольно шли последними, соглашаясь на грязный пол, сырой предбанник и остывающую печь. Винничевский не мог не видеть специфической публики, приходившей в баню поздними вечерами. Тем более, что рядом с ним был Карпушин. А это был человек, который все нюансы Володе мог правильно объяснить.

217