Уральский Монстр - Страница 194

194

Итак, Елизавета Винничевская, абсолютно убеждённая в том, что у сына нет друзей, вдруг с удивлением обнаружила в его непонятных записях какие-то телефоны, даты, странные фразы. Собрав находки, женщина отправилась на приём к начальнику областного угро Вершинину, допрашивавшему её прежде, и передала их для изучения. Несложно догадаться, что Евгению Валериановичу очень не понравился ход мысли матери обвиняемого – та стала подозревать наличие соучастника, выдумывать какие-то усложнённые схемы, дескать, кто-то подучил её любимого сыночка-душегуба, сам-то он мальчик хороший, не додумается до плохого, в общем, городить огород – а это всё было не нужно следствию. Следствие прекрасно шло своим чередом – Владимир Винничевский «кололся», всё признавал, никаких фортелей не выкидывал, так чего ж тут рака за камень заводить? Советская милиция так не работает, теории заговора ей неинтересны.

Поэтому Вершинин принял все эти бумажки без всякого оформления и не выразил ни малейшего интереса. Нет никаких описей, текстовых или фотографических копий этих подозрительных бумаг. Скорее всего, Вершинин по-тихому уничтожил бы всё, принесённое Елизаветой Винничевской, и никто бы никогда вообще не узнал о существовании этих бумаг, если бы не одно «но». Дело заключалось в том, что на одном из кусочков бумаги были проставлены какие-то цифры и рядом с каждой какие-то непонятные слова – обязательно одна из двух букв – либо «м», либо «д». Последовательность записей в целом совпадала с последовательностью нападений на детей. Дабы читатель понял, о чём идёт речь, воспроизведём текст странной записки: «I – Ц. П. К. и О. дец II – дец III – ряд. с шк. дец IV – сад. м V – гор. Благ. м VI – увоз м VII – шарташская ул. дец VIII – пион. пос. д IX – виз д».

Зашифрованные записи убийцы связанные с его нападениями, своеобразный «дневник» преступника, или, выражаясь точнее, персональный мартиролог. Как и подавляющее большинство серийных убийц Винничевский испытывал неконтролируемую потребность фиксировать преступления, дабы ничего не забыть.

Уж на что Вершинин не хотел заниматься этой чепухой, но тут ему пришлось задуматься. Титаническим напряжением ума он понял, что перед ним шифр, каким-то образом связанный с проводимым расследованием. Идут вроде бы порядковые номера и указаны географические названия или ориентиры: «Ц. П. К. и О.» – это Центральный парк культуры и отдыха, «гор. Благ.» – это гора Благодатная, «шарташская ул.» вообще разъяснять не надо, да и с «пион. пос.» тоже всё ясно – это Пионерский посёлок. В некоторых из этих мест Винничевский совершал нападения, о которых правоохранительным органам уже было известно. Но почему-то пунктов в записке всего 9, хотя Винничевский сознался уже в большем числе нападений, и непонятно, что означают приписки «дец», «м» и «д». Наверное, это какие-то условные сокращения, вот только что они сокращают?

Это единственная улика, с которой уголовный розыск в конце-концов стал работать, но если не знать предыстории, описанной выше, из следственных материалов понять её происхождение невозможно. Вообще! Её никто не находил, официально не приобщал к следственным материалам, не оформлял никакой справки, никакого постановления – записка эта словно бы сама собой материализовалась из воздуха.

Ещё раз подчеркнём, что точная дата появления этой бумажки в распоряжении следствия неизвестна. Но известно, что это произошло до 17 ноября. Потому что во время допроса 17 ноября лейтенант Лямин прямо спросил учительницу математики Ларису Зарганкову о возможном использовании условного шифра учениками её класса (читай, Винничевского). Судя по реакции допрашиваемой, та не поняла о чём идёт речь, но сразу постаралась дистанцироваться от опасной темы: «Случая обнаружения в школе у бывшего ученика Винничевского Владимира какого-либо шифра я не знаю. Мать его я совершенно не знаю, и мне она ни о каком шифре также не говорила. Ученики нашей школы, в частности 7 класса, пользуются иногда азбукой Морзе – это в большинстве мальчике в переписке между собой».

Ну что ж, преподаватель отрицает свою осведомлённость о любых деталях сокрытия Владимиром Винничевским содержания своих записей, хорошо!

Другой вопрос, требовавший разъяснения во время допроса Ларисы Зарганковой, касался возможного наличия у обвиняемого алиби на время похищения и убийства Таисии Морозовой 2 октября 1939 г. Изучение сотрудниками уголовного розыска классного журнала 7 «б» показало, что Владимир Винничевский в октябре 1939 г. учился во вторую смену и 2 октября присутствовал на всех уроках. Но, как известно, в тот же самый день в 17 часов либо несколько позже этого времени была похищена Тася Морозова. Однако, если Винничевский учился в школе во вторую смену, то у него железное алиби! Значит, не он похищал Тасю, не он убивал и не он сбрасывал её труп в выгребную яму барака №29 по улице Первомайской в районе ВИЗа.

Итак, что же припомнила учительница математики на допросе 17 ноября? Дословно Лариса Александровна о событиях того дня рассказала так: «2 октября сего года Винничевский учился во вторую смену, в этот день первые два урока были по математике и проводила оба урока я. Я не помню случая, чтобы Винничевский отсутствовал на {моих} уроках. Случаи опозданий у него были. В части 2 октября сего года я, проверяя себя, разговаривала с учениками этого класса, и никто не сказал, чтобы Винничевский в этот день сбегал с уроков».

Очевидно, что свидетельство Ларисы Александровны достоверно, поскольку учительница восстанавливала события того дня, уточняя детали у учеников. Даже спустя полтора месяца вспомнить детали конкретного урока можно, имея перед глазами записи, сделанные в тот день, а у школьников таких записей хватало. Вряд ли ученики стали бы покрывать бегство Винничевского с уроков – тот уже три недели как находился под арестом, и всем было ясно, что влип он в какое-то очень скверное дело. Выгораживать его – значит подставлять самого себя, а кому это надо? Так что к словам учительницы математики можно относиться с доверием – они точны.

194