Уральский Монстр - Страница 159

159

Как вариант, можно предположить, что Винничевского что-то напугало или сильно встревожило уже во время «выводки», может, кто-то из милицейских начальников сказал что-то грозное или весомое настолько, что арестант струхнул и решил таким образом вызвать расположение к себе. Данное предположение чисто умозрительное, оно не имеет никаких фактических оснований. Непонятно, что могло подвигнуть Винничевского на абсолютно лишнюю в его положении откровенность, но именно после его рассказа о случившемся документы об инциденте с Борей Титовым по приказу руководителя свердловской милиции Урусова стали восстанавливать в авральном порядке. В последующие дни были допрошены свидетели, мать похищенного мальчика, а причастные к событиям февраля милиционеры написали рапорты. Все эти документы были собраны, подшиты к следственным материалам, в которых благополучно сохранились до наших дней. Куда же подевались оригинальные, датированные февралём 1939 г. документы – неизвестно.

Уже в конце этого весьма затянувшегося действа Володя Винничевский привёл сопровождавшую его многочисленную группу к дому №70 по улице Мамина-Сибиряка и сообщил, что именно во дворе этого дома он в первых числах января 1939 г. попытался убить маленького мальчика. Довести задуманное до конца ему помешало появление двух мужчин, он бросил ребёнка и ушёл. Об этом эпизоде, как и прочих, кроме похищения Бори Титова, он упоминал на допросе накануне вечером.

В тот же самый день состоялся осмотр выгребной ямы у дома №20 по улице Первомайской в районе ВИЗа, куда Винничевский, по его словам, сбросил тело последней жертвы. Выгребные ямы под уличными уборными делались весьма вместительными – на 5-8 кубометров – и очищались вручную один-два раза в год. Занимались этим неприятным ремеслом особые бригады ассенизаторов, которые вычёрпывали фекалии вручную специальными ковшами с длинными рукоятками и на приспособленных соответствующим образом телегах с цистернами вывозили в места сброса нечистот на окраинах города. Понятно, что на телеге невозможно было за один раз вывезти несколько кубометров нечистот, поэтому очистка даже одной выгребной ямы требовала нескольких ходок и растягивалась на целый день. В данном случае подобная технология не годилась. Было решено привлечь пожарных, которые имели в своём распоряжении лестницы, багры, брезент и воду для обмывания извлечённого из фекалий тела. Всю необходимую работу проделал личный состав 7-й городской пожарной команды под руководством её начальника Белозерова. Тело нашли путём прощупывания выгребной ямы баграми, извлекли на поверхность и обдали водой.

В составленном по окончании этой операции акте найденное тело описано так: «Труп женского пола одет в серые трусы, синего цвета рубашку, коричневые чулки, жёлтые ботинки. В правой руке рукавичка жёлтого цвета, которая после обливания водой направлена в морг».

Хотя район был оцеплен милицейскими патрулями для исключения наплыва зевак, скрыть от жильцов близлежащих домов происходившее было невозможно. Понятно, что действия милиции по извлечению детского трупа из выгребной ямы потрясли горожан и дали богатейшую пищу для разного рода домыслов, пересудов и обсуждений. С середины лета в Свердловске и без того говорили об исчезновениях и убийствах детей, а тут – такое! Власти замалчивали всякую негативную информацию, но даже в сталинскую эпоху её утаивание было возможно лишь до известного предела, попытка выйти за который приводила к эффекту прямо обратному.

Свердловск полнился слухами независимо от властных потуг, поскольку сам образ жизни горожан, проводивших время в переполненных коммунальных домах и квартирах, бесконечных очередях, в пригородных «рабочих поездах» и общественном транспорте, в цехах заводов и на стройках с огромным числом работников, способствовал постоянным контактам людей малознакомых или незнакомых вовсе. Социологи называют такого рода контакты горизонтальными связями. В урбанизированной скученности населения исключить их было невозможно. Во время мимолётных разговоров горожане неизбежно повторяли сплетни и генерировали новые. Закрытость расследования лишь усиливала ощущение мрачной таинственности происходящих в городе преступлений, и бравурный тон радиопередач и газетных передовиц не мог помочь это ощущение преодолеть. Люди словно жили в двух реальностях, не связанных между собою: официальная была радостна и лучезарна, бытовая – мрачна и безысходна.

В этот же самый день, 25 октября, сотрудники уголовного розыска пришли в дом Винничевских. Для родителей арестованного это, должно быть, явилось по-настоящему страшным ударом – ещё с утра они переживали о судьбе сына, думая, что тот стал жертвой преступления, а к обеду узнали, что он сам является несомненным убийцей, пойман с поличным и даёт признательные показания. Было тут отчего схватиться за голову!

Семья Винничевских занимала квартиру №4 в доме №21 по улице Первомайской, по соседству с тем самым домом №19, в котором проживала убитая в июле 1938 г. Герда Грибанова. Употребление слова «квартира» вводить в заблуждение не должно – это была комната площадью 18 метров с высотой потолка два метра. Упомянутые детали достоверно известны из жилищной переписи 1932 г., когда эта «квартира» уже была занята Винничевскими. То есть речь идёт об обычной комнате в типично советской «коммуналке». Строение по адресу Первомайская, 21 физически состояло из двух отдельно стоящих деревянных зданий – собственно жилого дома общей площадью 123 м (из них жилой 97 м) и флигеля площадью 69 м (из них жилой – 61 м). И там, и там были прописаны по 17 жильцов, то есть всего 34 человека. Нельзя сказать, что жильё Винничевских было как-то особенно убого – нет, всё вполне в духе того аскетичного и небогатого времени. Самая маленькая «квартирка» имела площадь 15 м, самая большая – 30 м, площадь остальных колебалась в районе 20-21 м. Всего же на 9 семей приходилось 12 комнат. Как несложно догадаться, Владимир спал в той же комнате, что и родители, имел свою кровать. Если приезжал на постой кто-то из родни, то спать приходилось на «полатях». Трудно понять, что представляли из себя «полати» в комнате с высотой потолков два метра, видимо, это было нечто вроде второго этажа под потолком, где могли лечь несколько человек.

159