К полуночи допрос был закончен, руководители розыска обсуждали неотложные меры, которые следовало принять в ближайшие дни: «выводку» преступника на местность, дабы тот закрепил свои признательные показания и указал места совершения преступлений, необходимость назначения и сроки проведения психиатрической экспертизы, розыск тела Таси Морозовой и т.д. Дел на самом деле было много, следовало определиться с наиважнейшими и определить круг лиц, которым предстояло поручить их исполнение. За всей этой суетой и плохо скрытой радостью от поимки маньяка, мучившего последние месяцы весь город, оказалась упущена из виду одна мелочь, совершеннейший, казалось бы, пустяк. Никто не обеспокоился тем, каково же родителям Винничевского?
Между тем, родители не находили себе места и уже после полуночи отец арестанта отправился во 2-е отделение милиции, на территории ответственности которого располагалась улица Первомайская. Там он составил и вручил дежурному следующую бумагу: «Заявление. 24 октября с. г. в 11 ч. дня мой сын Владимир Винничевский, 16 лет, ушёл в магазин и сказал, что „если нет сахарного песку в магазине по ул. Ленина, дом 41, тогда я уеду на Уралмашзавод“. И вот уже 1:15 ночи, а его всё ещё нет. Приметы его следующие: рост средний, шатен, в чёрном пальто с коричневым воротником, брюки чёрные, шапка-пилотка (так в те годы называли утеплённые кожаные шлемы лётчиков – прим. А. Р.), чёрные полуботинки, носки чёрные. Прошу принять меры к розыску». Заявление в отделе милиции, разумеется, приняли, поскольку никто из «низовых» сотрудников не знал, что же творится в ОУР. Наверное, даже посочувствовали и от души постарались поддержать.
Волнение отца и матери Володи Винничевского понять можно. Ведь они на целую ночь оказались в положении тех родителей, у которых похищал детей их собственный сын. До известной степени ужас трагической неопределённости коснулся теперь их самих. Юный Володя наводил страх на сотни тысяч людей, но последними его жертвами невольно оказались его же собственные родители. Какая странная гримаса судьбы! Сюжет, достойный Достоевского.
Мы не знаем, как провёл свою первую ночь в неволе Владимир Винничевский: удалось ли ему заснуть? О чём он думал, вытянувшись на шконке? Чего ждал от будущего? Но известно, что в следственном изоляторе Управления РКМ арестант содержался в условиях относительного для столь невесёлого места комфорта – его поместили в одиночную камеру, хорошо кормили, рядом с камерой поставили отдельный пост, на котором дежурили одетые в форму конвойных опера уголовного розыска. Последние выполняли двоякую роль – с одной стороны, личным присутствием обеспечивали безопасность Винничевского, а с другой, призваны были внимательно следить за высказываниями и пожеланиями арестанта, и если тот пожелает передать кому-то какое-то сообщение (устное или письменное – неважно), пообещать в этом деле помочь.
Но даже самая долгая ночь с неизбежностью заканчивается, и утро нового дня сулило Владимиру много хлопот и массу впечатлений. Утро 25 октября началось с «выводки» Винничевского по местам, связанным с преступлениями, о которых тот столь обстоятельно рассказывал накануне. В эту поездку помимо конвойного взвода в форме и дюжины оперативников уголовного розыска в штатском вместе с арестантом отправились начальник Управления РКМ Урусов, начальник ОУР Вершинин и главный прокурорский начальник – исполняющий обязанности облпрокурора Кабаков. Первым местом, с осмотра которого начался следственный эксперимент, явился барак №1 на площади Коммунаров, возле которого преступник увидел и похитил 12 сентября Вову Петрова. После этого Винничевский, согласно протоколу «повёл далее по дороге к мыловаренному заводу, где и показал место убийства мальчика Петрова». Адрес проживания жертвы и место совершения преступления соответствовали имевшемуся следственному материалу.
После этого все участники следственного эксперимента направились в район ВИЗа, где арестованный «после долгих отысканий» (так в протоколе) указал на дом №22 по улице Плеханова, возле которого он 2 октября познакомился с Тасей Морозовой. Винничевский восстановил маршрут движения с жертвой, отвёл сопровождающих к грубо сколоченному сортиру возле дома №20 по улице Первомайской в районе ВИЗа (это не та Первомайская, на которой жил сам убийца!) и заявил, что сбросил тело девочки в выгребную яму под ним. Опасаясь, что тело не утонет и будет быстро обнаружено, он снял с жертвы шубку и шаль, которые выбросил неподалёку в палисадник возле одного из домов. Точный адрес этого дома он не знал, но смог указать его. Оказалось, что это дом №1 по улице Финских Коммунаров. Сотрудники милиции тут же постучали в дом и осведомились у хозяйки (некоей Кадочниковой), известно ли ей что-либо об обнаружении детских вещей в палисаде перед окнами? Оказалось, что сама Кадочникова и отыскала некоторое время назад ношеную детскую шубку и шаль, которые тут же и выдала сотрудникам правоохранительных органов. Таким образом, эта важная деталь в показаниях Винничевского получила полное подтверждение.
Далее путь участников следственного эксперимента лежал к Дворцу пионеров, точнее, к улице Шевченко, что проходила позади прилегавшего к Дворцу сада. Подойдя к забору, огораживавшему сад, Винничевский прошёл в калитку и далее показал, как, увидев 1 мая 1939 г. гулявшую в одиночестве Раю Рахматуллину, увёл её к дощатой уборной в дальней части двора и там нанёс девочке ранения.
После этого арестант привёл сопровождавшую его колонну милиционеров к дому №109 по улице Луначарского и сообщил, что именно отсюда в феврале 1939 г. похитил мальчика на санках. Винничевский показал путь своего бегства сначала к улице Шарташской, потом по этой улице к фасаду Дворца пионеров, рассказал о погоне матери и о том, как бросил ребёнка в сугроб у забора, огораживавшего сад у Дворца. Речь шла о похищении Бори Титова, о котором накануне Винничевский не сказал ни слова. Что побудило его дополнить свои показания новым эпизодом – непонятно, никаких видимых причин для этого не существовало. Более того, сам этот эпизод оставался неизвестен тем должностным лицам, что занимались расследованием похищений и убийств детей. В экспертизе профессора Устинова, текст которой тот вручил лейтенанту Брагилевскому 20 октября, то есть менее чем за неделю до описываемых событий, об инциденте с Борей Титовым нет ни слова.