Примерно в те же самые дни, то есть в последнюю неделю сентября, старший оперуполномоченный Брагилевский узнал об убийстве Герды Грибановой, произошедшем, как мы помним, ещё в июле 1938 г. Прежде это преступление не упоминалось в одной связке с серией таинственных исчезновений детей в Свердловске летом 1939 г., его официально как бы не существовало. Ни следователь по важнейшим делам Краснов, ни старший оперуполномоченный Брагилевский не допрашивали свидетелей и подозреваемых по убийству Грибановой, и это убеждает нас в том, что они ничего о нём не знали (так же как и о похищении Бори Титова, кстати). Но в конце сентября информация о похищении и убийстве на улице Первомайской, с которого началась эта книга, каким-то образом до Брагилевского дошла.
И ему пришлось задуматься над тем, что нападение на Раю Рахматуллину, совершённое 1 мая 1939 г., вполне возможно, явилось отнюдь не первым эпизодом. Преступлений, вероятно, больше, чем думали Краснов и Брагилевский, вопрос лишь в том, насколько больше?
Гораздо хуже этого неприятного открытия являлось непонимание природы преступлений, которые правоохранительные органы безуспешно пытались расследовать, и отсутствие чётких критериев, позволявших осуществить селекцию имевших место нападений и объединить схожие эпизоды в единую цепочку, отбросив при этом те, которые не являлись делом рук разыскиваемого изувера. Ведь в одних случаях жертве наносились только поверхностные ранения – уколы или царапины, в других – проникающие протяжённые ранения, в одном эпизоде вообще не имелось колото-резаных ран, две жертвы оказались помещены в воду, две – забросаны камнями и ветками в лесу, с частью жертв вроде бы преступник осуществлял посмертные половые акты, а с частью – нет. Как к этому относиться? Как это нужно расценивать?
Все эти, ну, или подобные им, размышления Артура Брагилевского завершились довольно неожиданным для уголовного розыска тех лет шагом. Сейчас бы мы сказали, что он предпринял попытку ситуационного анализа известных ему эпизодов, призванного решить задачу реконструкции поведения преступника и объяснения отдельных поведенческих стереотипов. Старший оперуполномоченный проанализировал и систематизировал накопленные следственные материалы, выписал все непонятные и требующие разъяснения детали и обратился к заведующему Областной судебно-медицинской лабораторией Устинову с предложением дать экспертное заключение по ряду эпизодов убийств малолетних детей, в котором уважаемому профессору надлежало ответить на многочисленные вопросы, не разъяснённые прежде его коллегами – судебными медиками. Порфирий Васильевич выполнил поставленную задачу, и его работа заслуживает того, чтобы рассказать о ней подробнее.
К последней декаде сентября 1939 г. старший оперуполномоченный союзного угро Артур Брагилевский ещё ничего не знал о январском похищении Бори Титова, нападении на Нику Плещеву летом прошлого года, исчезновении в Нижнем Тагиле Риты Фоминой, а также многих иных схожих и не очень случаях исчезновений или нападений на детей. Ему было известно об убийстве Герды Грибановой летом 1938 г., ранениях Рахматуллиной и Губиной в мае и июне 1939 г. и последовавших за этим похищениях и убийствах Камаевой, Ханьжиной, Сурниной, Петрова и Савельева – всего 6 случаев убийств и 2 – ранений малолетних детей.
Преступления эти были схожи между собой и вместе с тем несхожи, какие-то существенные детали объединяли одни эпизоды, но при этом не встречались в других. Это вызывало множество важных для следствия, но – увы! – безответных вопросов. Помимо того, что картина преступлений сама по себе представлялась запутанной и, прямо скажем, неочевидной, дополнительный «информационный шум» вносила не всегда качественная работа судмедэкспертов. Многие важнейшие детали они в своих актах исследования трупов или обследования живых либо обходили молчанием, либо касались их невнятно и между делом. Чтобы было понятно, о чём идёт речь, уточним, что в актах исследований трупов нет указаний на давность наступления смерти, хотя этот вопрос, строго говоря, является для любой судмедэкспертизы первейшим. И другой вопрос из той же серии – о возможном изнасиловании жертв или сексуальных манипуляциях с их половыми органами – часто оставался без ответа.
Можно понять раздражение и Краснова, и Брагилевского, когда они натыкались на словесную эквилибристику Грамолина вроде этой: «состояние заднепроходного отверстия не исключает возможность того, что жертва стала объектом удовлетворения извращенного полового чувства» – и задумывались над тем, как же эту демагогию им надлежит понимать. Совершал половой акт преступник или нет?! Оперсотрудник должен отдавать себе отчёт в том, кого же именно он ищет – импотента, неспособного к совокуплению, или вполне дееспособного в половом отношении убийцу? Сексуальные преступники часто вводят в полости своих жертв инородные предметы: бутылки, палки, черенки лопат, болты и т.п. – и судмедэксперт должен разъяснить, разумеется, в меру своей компетенции, что же произошло с погибшими, имел ли место половой акт (коитус) в традиционном понимании, или же убийца лишь имитировал его, вводя и извлекая некие посторонние объекты.
Брагилевский, вчитываясь в медицинские документы, всё более убеждался в том, что слишком многого не понимает в действиях преступника (или преступников) и нуждается в своего рода подсказке. Или разъяснении компетентного специалиста, если угодно.
Московской сыщик обратил внимание на следующие весьма важные, но не вполне понятные детали расследуемых преступлений: