Уральский Монстр - Страница 116

116

Определённо, подозрения в адрес Масленниковой не подтверждались. А применительно к Савельевой пазл как раз складывался неожиданно удачно.

Артур Брагилевский, командированный в Свердловск из Москвы, проживал в общежитии для сотрудников НКВД на территории «Городка чекистов» (кстати, дабы соблюсти историческую точность, отметим, что в 1930-х гг. этот район именовали «Городок чекиста»), которое располагалось в том же самом здании, что и магазин «Динамо» (ныне это гостиница «Исеть»). Чтобы попасть в последний следовало просто спуститься на первый этаж здания. Поскольку в этот магазин ходили Лёня Масленников и Юра Бельцов, сидевшие на лавочке с Никой Савельевым, старший оперуполномоченный решил лично поговорить с работниками магазина. Трудно сказать для чего. Наверное, надеялся на то, что кто-то из них сумеет припомнить что-то интересное. Расспросы Брагилевского дали результат очень интересный, хотя и совсем не тот, который можно было бы ожидать. Буфетчица Наталья Петрова, торговавшая газированной водой, припомнила странную сцену, разыгравшуюся перед её прилавком 20 августа. Вот как её рассказ был зафиксирован в протоколе, оформленном 10 сентября: «…около одного часа дня я обратила внимание на сидевшего на полу у кассы магазина, расположенной в непосредственной близости к выходной двери, мальчика в возрасте 3-х лет. Мальчик этот громко кричал, произнося слово „мамочка“. Из-за прилавка, где я работаю, мне мальчика видно не было, поэтому описать его примет я не могу. Я {только} заметила, что у мальчика на ногах были светло-серые детские ботинки, завязанные шнурками, и серые чулки. Кроме того, я хорошо помню, что на мальчике были одеты коричневые штанишки… Около описанного мной мальчика, спиной ко мне, стояла женщина, одетая в серое грубошерстное пальто, голова этой женщины была повязана старой шалью серого цвета, шаль эта, видимо, очень долго носилась, т.к. она потеряла свой цвет и выгорела на солнце… Фигура у этой женщины была сутулой, плечи – широкие и сама женщина была высокой. У меня сложилось впечатление, что она должна быть пожилой. Лица этой женщины я не видела… Женщина эта стояла возле сидевшего на полу мальчика и уговаривала его пойти к „маме“. Когда эта женщина вошла в магазин и когда вышла я не видела».

Вот это был, конечно, поворот! Учитывая, что Коленька Савельев был обут в серые шнурованные ботиночки и серые чулочки, завязанные резинками под коленями. Правда, о цвете штанов ничего не было известно – штаны исчезли, а к описанию бабушки теперь следовало относиться весьма осторожно. Но тем не менее какое совпадение, что буфетчица запомнила такие детали и припомнила их спустя три недели! В общем, рассказ буфетчицы Петровой ложился, что называется, «в масть» и отлично соответствовал предположению о том, что со двора Нику Савельева увела его родная бабушка либо какая-то другая знакомая женщина чтобы передать Анне Савельевой. Трудно сказать, что перед нами – воспоминания о действительно имевшем место инциденте в магазине или же очередная милицейская «фишка», призванная подогнать «фактуру» под перспективную версию. Мы уже видели, как такие заранее подстроенные «фишечки» внедряются в материалы расследования: вспомните, как летом предыдущего года замначальника ОУР Вершинин с упоением искал мифический «кинжал с отломанным кончиком», якобы хранившийся в сундуке Екатерины Барановой, и протоколировал смехотворную историю про то, как малолетний Васька Молчанов якобы выбросил ценнейшую улику, тот самый нож, которым якобы убивали и расчленяли Герду Грибанову.

В тот же самый день Брагилевский вызвал на допрос Блинникову-Каширскую. Теперь у него была на руках такая фактура, которая позволяла построить разговор с бабушкой убитого ребёнка совсем иначе, чем прежде. Женщина прежде явно оговаривала Евдокию Масленникову, причём даже приписывала ей распространение сплетен про похищения детей, так что теперь гражданку Блинникову можно и нужно было, как говорят в местах не столь отдалённых, хорошенько подтянуть за язык. Понятно, что в протокол допроса попало далеко не всё, сказанное в кабинете, но даже то, что осталось на бумаге, весьма зримо передаёт пережитую Еленой Федоровной панику. Уже первые слова задают эмоциональную окраску последующему тексту: «Я категорически и безошибочно заявляю, что мой внук Ника исчез в период от 11 до 12 часов дня…». О как, «категорически и безошибочно»! Дамочка, сама того не понимая, выводит из-под подозрения Масленникову, при этом продолжая утверждать, что та находилась в это время дома!

Интересен и следующий пассаж Елены Блинниковой-Каширской: «По этому вопросу я прошу опросить гражданку Коган Софию Борисовну, проживающую в кв. 1 нашего дома». Вот ведь как странно получается, лишь через 3 недели после исчезновения ребёнка выясняется, что существует некий свидетель, способный уточнить время инцидента. Тут сразу же возникает обоснованный вопрос к Елене Федоровне: а почему же вы ранее, милочка, ничего не говорили о наличии такого свидетеля?! (Кстати, забегая вперёд, следует отметить, что допрошенная 14 сентября гражданка Софья Коган слов своей соседки не подтвердила. Она ушла из дома в 10:30 и вернулась обратно лишь в 12:30, и лишь тогда узнала об исчезновении Ники. Так что Елена Федоровна со своей ссылкой на Коган поставила себя в глупейшее положение.)

Далее в показаниях Блинниковой-Каширской начались любопытные уточнения. Она вдруг припомнила, что Анна Савельева, мать похищенного мальчика, вернулась из очереди домой «в начале седьмого часа утра». То есть в 4 с минутами ушла, а через два часа явилась обратно. Что ж! Прекрасное уточнение, доказывающее точность рассказа директора магазина Санникова. А для чего же она возвращалась? Елена Федоровна не придумала ничего другого как сказать: «…Анна приходила для того, чтобы взять деньги на покупку мануфактуры, за которой она стояла в очереди…» Тут уместен вопрос, кто же ходит в магазин без денег? Но Брагилевский, видимо, воздержался от сарказма.

116