Уголовное дело было возбуждено по ст.136 УК РСФСР («умышленное убийство»). Данное обстоятельство может до известной степени озадачить современного читателя, который задастся резонным вопросом: о каком же убийстве идёт речь, коли девочка осталась жива? Но как уже упоминалось, Уголовный кодекс РСФСР от 1926 г. покушение на убийство не выделял в самостоятельный состав преступления и не проводил разницы между попыткой убийства и завершённым убийством, другими словами, с точки зрения советского законодателя, это были одинаковые преступления. Таким образом, нападение на Раю было квалифицировано по одной из самых серьёзных статей кодекса. Если мы вспомним, что по факту похищения Бори Титова и попытки его убийства в феврале 1939 г. дело вообще не возбуждалось, а все милицейские материалы оказались благополучно утрачены, то нельзя не признать: прогресс, что называется, был налицо.
Видимо, обстановка в Свердловске в те дни уже была такой, что отмахиваться от инцидентов с детьми стало попросту невозможно. Уголовному розыску следовало, наконец, разобраться, что же такое происходит в городе?!
Вечером 1 мая мать потерпевшей – Асия Рахматуллина – была допрошена лейтенантом Ляминым вторично. После того, как Рае оказали необходимую помощь и дали успокоительное, девочка уснула и проснулась около 16 часов. Мать получила возможность поговорить с нею. Содержание этого разговора она передала сотруднику уголовного розыска в следующих словах (орфография оригинала сохранена): «Когда я её спросила, кто и как её порезал, она мне ответил, что когда она играла в ограде к ней подошёл молодой мужчина по национальности русский высокого росту и увёл её в уборную, где и стал ей ножом колоть в лицо, но что далее было она мне ничего не могла объяснить».
Однако к тому моменту лейтенант Лямин уже знал, что после прибытия раненой девочки в больницу врач Ожегова, осматривавшая её, поинтересовалась: «Кто тебя ранил?» И Рая ответила: «Меня избила незнакомая тётенька». Сказанное слышали несколько врачей – Яворский, Улицкий, разумеется, сама Ожегова – так что произошедшее не могло быть поставлено под сомнение. В истории болезни появилась соответствующая запись. Теперь же получалось, что пересказ матерью слов раненой девочки вступал в явное противоречие с тем, что слышали врачи. О том, что Рая сразу после ранения упоминала «тётеньку», сообщил милиции и Виктор Зайцев.
Вопрос о половой принадлежности нападавшего требовал, конечно, максимально точного разрешения. Ясность внесла мать Раечки, так объяснившая причину путаного рассказа дочери: «В больнице на вопрос врача Рая отвечала, что её тётенька избила. Нужно иметь в виду, что Рая отвечала по-русски, а надо сказать, что по-русски она путает дядю с тётей, иногда дядю назовет тётей и наоборот». Башкиры по национальности, Рахматуллины общались в семье по-башкирски, поэтому русский язык Рая знала нетвёрдо. Мать её вообще по-русски не писала, на протоколах допросов стоят её подписи на тюрки (башкирская письменность, основанная на арабском письме). Асия сообщила сотрудникам уголовного розыска некоторые детали нападения, которые узнала от дочери при разговоре с нею на башкирском языке. По её словам, нападавший являлся молодым парнем высокого роста, по-видимому, русским по национальности. Девочка так решила потому, что выйдя из кустов, тот подозвал её по-русски, пообещав угостить конфетой. Неизвестный завёл девочку в одно из двух отделений дощатой уборной, принудил наклониться над «очком» и, удерживая в полусогнутом положении, принялся наносить удары ножом. Никаких особенностей внешности и деталей одежды нападавшего девочка запомнить не смогла.
Рая пробыла в больнице всю первую декаду мая, и 10 числа её выписали. Уголовный розыск направил в лабораторию судебной медицины запрос с поручением дать экспертное заключение о состоянии здоровья потерпевшей и определить тяжесть полученных ею ранений. Акт освидетельствования Раисы Рахматуллиной за №1705 в деле имеется, он оформлен 17 мая 1939 г., то есть спустя неделю после выписки девочки из больницы. Очное освидетельствование судебно-медицинским экспертом проводилось 16 мая, и результат его оказался выражен буквально одной фразой: «Обнаружено общее состояние девочки хорошим, на лице следы розовых мелких рубцов». Фактически заключение было подготовлено на основании затребованной из больницы копии клинической истории болезни. В принципе, это нормальная практика, но в данном случае она сыграла с судмедэкспертом злую шутку.
Прежде всего, из-за небрежного осмотра девочки он не заметил и, соответственно, не исправил серьёзную ошибку, допущенную врачами Травматологического института. Напомним, что они насчитали на лице Раи Рахматуллиной 24 колото-резаных раны и ещё 2 раны на шее. На самом деле, на голове девочки имелись 30 ран: 24 с правой стороны лица и 6 так же с правой стороны, в волосяном покрове. Эти раны врачи то ли не заметили, то ли просто не сосчитали. Впоследствии об этих «забытых» порезах заявили родители, пересчитавшие раны дочери самостоятельно. Но если число ран не имело принципиального значения для заключения судмедэксперта, то вот незамеченное повреждение правого глаза оказалось упущением намного более значимым. Примерно через год после описываемых событий выяснилось, что Рая слепа на правый глаз и причина этому – ранения, полученные 1 мая. Причём неясно, когда же именно наступила слепота, вполне возможно, что девочка не видела глазом уже во время первичного осмотра. Но в документах Травматологического института о повреждении глазного яблока ничего не говорится, судмедэксперт же о состоянии травмированного глаза также ничего не написал, хотя должен был провести несложные тесты для проверки зрения девочки.