По мере того, как сексуальный преступник набирается опыта, он начинает действовать увереннее и смелее. Первоначальный размер зоны его активности увеличивается, преступник начинает совершать дальние вылазки, исследуя новые маршруты и территории. Он позволяет себе проводить больше времени в дороге, всё более отдаляясь от дома. В результате увеличения «транспортного плеча» возможности определить район проживания преступника снижаются. Именно поэтому очень важно правильно определить ранние криминальные эпизоды, связанные с активностью одного и того же преступника.
Как видим, в случае свердловских нападений 1938-1939 гг. три первых эпизода оказались локализованы на сравнительно небольшой территории. Все три адреса принадлежали зоне ответственности 2-го отдела милиции и располагались компактно, в непосредственной близости друг от друга. Данное обстоятельство с большой долей вероятности указывало на то, что преступник местный, проживающий где-то неподалёку.
Если бы только случившееся с Никой Плещевой стало известно уголовному розыску, то этот эпизод мог бы обогатить следствие (по крайней мере, потенциально) ещё одним интересным наблюдением. Девочка в своих рассказах о случившемся называла нападавшего «мальчиком», и это косвенно указывало на его юный возраст. Своего дядю Федора Шелканогова, которому в то время исполнилось 25 лет, Ника воспринимала именно как дядю, не в смысле родственных отношений, а именно возраста. Хотя девочка ещё не умела проводить точных возрастных градаций, она всё же сознавала заметную разницу между «дядей» и «мальчиком».
К сожалению, ничего этого в свердловском уголовном розыске узнать так и не сумели ни в феврале, ни в марте, ни в апреле 1939 г. Собственно, никто из ответственных сотрудников и не ломал особенно голову из-за такого малозначительного пустяка, как появление в городе педофила. Евгений Валерианович Вершинин и его подчинённые жили всё это время в страшном напряжении, и источником этого напряжения являлись события совсем иного рода.
В самом конце 1938 г., 30 декабря, был снят со своей должности и арестован первый секретарь Свердловского обкома ВКП(б) Константин Валухин. Это был выходец из системы госбезопасности, на свой высокий пост Константин Николаевич пришёл с должности начальника Управления НКВД по Омской области. Там он хорошо «почистил» всевозможных контрреволюционеров, шпионов и диверсантов, ему благоволили Сталин и Ежов. Пост первого секретаря Валухин занимал 8 месяцев, и вот теперь «зачистили» его самого! Было отчего пригорюниться.
А 22 января 1939 г. по коридорам управления НКВД прокатилась весть, хотя и ожидаемая, но всё равно шокирующая – снят с должности и арестован начальник управления Михаил Викторов. Это предвещало катаклизмы в самом управлении – от увольнений и арестов, до самоубийств и расстрелов. Никто не знал, чем грозит кадровая чехарда, и никто не мог быть уверен в том, что в самом ближайшему будущем он не окажется в числе нового эшелона «контрреволюционеров», «диверсантов» и «вредителей».
Очень ярко это состояние неопределённости и подавленности описал в своих мемуарах «Разведка и Кремль» Павел Судоплатов. В конце 1938 г. он оказался в схожей ситуации после того, как был арестован его непосредственный начальник Залман Исаевич Пассов, руководивший в НКВД иностранной разведкой. Процитируем этот фрагмент воспоминаний Судоплатова: «Партбюро в декабре 1938 г. приняло решение исключить меня из партии. Это решение должно было утвердить общее партийное собрание разведслужбы, назначенное на январь 1939 г., а пока я приходил на работу и сидел у себя в кабинете за столом, ничего не делая. Новые сотрудники не решались общаться со мной, боясь скомпрометировать себя.., чтобы чем-нибудь заняться, я решил пополнить свои знания и стал изучать дела из архива, ожидая решения своей участи. Я чувствовал себя подавленным. Жена также сильно тревожилась, понимая, что над нами нависла серьёзная угроза. Мы были уверены, что на нас уже есть компромат, сфабрикованный и выбитый во время следствия у наших друзей… Когда арестовывали наших друзей, все мы думали, что произошла ошибка. Но с приходом Деканозова впервые поняли, что это не ошибки. Нет, то была целенаправленная политика. На руководящие должности назначались некомпетентные люди, которым можно было отдавать любые приказания. Впервые мы боялись за свою жизнь, оказавшись под угрозой уничтожения нас нашей же собственной системой. Именно тогда я начал размышлять над природой системы, которая приносит в жертву людей, служащих ей верой и правдой».
Лучше не сказать.
В то самое время, когда свердловский уголовный розыск пребывал в благостном неведении о появлении в городе серийного сексуального убийцы, народная молва уже разносила невнятные рассказы о ненормальном похитителе детей. Как это часто бывает в сплетнях, многое в них оказывалось искажено до неузнаваемости, преувеличено и лишено конкретики, но слухи уже обрели самостоятельную жизнь и распространялись, как волны по воде. Люди знали, что в столице Урала появился мрачный и очень опасный преступник.
Кошмар подступал неотвратимо, хотя весной 1939 г. никто ещё не мог расслышать его беззвучную твёрдую поступь.
Раиса Рахматуллина в день Международной солидарности трудящихся 1 мая 1939 г. очень хотела посмотреть на праздничные колонны, которые собирались у Дворца пионеров для последующего движения к главной площади Свердловска – Площади 1905 года. Семья Рахматуллиных проживала в доме №4 по улице Шевченко, расположенном на территории сада Уралпрофсовета, позади Дворца пионеров, на удалении от него около 100 м. Чтобы посмотреть на многочисленные колонны празднично одетых демонстрантов, необязательно было выходить на улицу, можно было пройти через сад и спокойно, без всякой толкотни, понаблюдать из-за ограды. Следует сразу пояснить, что дом, в котором проживала семья Рахматуллиных, являлся отнюдь не одиночным строением, помимо него в той части сада (в так называемом втором дворе) находились электроподстанция, оранжерея, летняя сцена и зоологический уголок с небольшими павильонами.