Интересную поведенческую черту представляло собой и удивительное упорство похитителя. С Борей Титовым он пробежал примерно 450 метров и в конечном счёте оторвался от погони. Убедившись, что за ним погналась мать ребёнка, он не только не бросил жертву, что представлялось бы логичным, с точки зрения любого разумного преступника, стремящегося минимизировать риск, но, напротив, взял малыша на руки и ускорил бег. При этом он миновал площадь Народной мести, которую всегда патрулировал милиционер. Но даже риск случайной встречи с постовым не лишил злоумышленника решимости довести задуманное до конца. Это просто какая-то одержимость, иной эпитет не приходит на ум!
Трудно сказать, понимал ли лейтенант Вершинин, что похищение Герды Грибановой и Бори Титова совершил один и тот же человек. Сейчас бы мы назвали такого преступника серийным убийцей, но в те годы этого словосочетания не существовало. Тем не менее начальник уголовного розыска, если только он был настоящим профессионалом и честным работником, должен был встревожиться и заняться сбором максимально полной информации о случившемся. Надлежащее проведение в феврале 1939 г. необходимой работы привело бы к тому, что дальнейшие события скорее всего приобрели бы иное течение, нежели это произошло в действительности. Тщательный опрос позволил бы отыскать ценных свидетелей, которые обязательно должны были что-то видеть и слышать. Достаточно вспомнить девочку, которая прибежала ко Дворцу пионеров и позвала на помощь постового Щапина. Она явно хорошо ориентировалась в обстановке и либо жила где-то неподалёку, либо не раз бывала во Дворце пионеров. Во всяком случае, её можно и нужно было отыскать! Она говорила, что видела похитителя, в отличие от матери похищенного мальчика и Семёна Иоэля, которые не смогли описать преступника и прямо заявили, что не смогут его опознать. Кроме таинственной девочки могли быть и иные свидетели. Уголовный розыск уже в феврале мог получить описание злоумышленника, и это серьёзно повлияло бы на будущие расследования.
Помимо поиска свидетелей, своевременная и адекватная реакция уголовного розыска позволила бы обратить самое пристальное внимание на сбор данных о подозрительных инцидентах с детьми. Для такой работы ОУР обладал всеми необходимыми возможностями, в том числе и оперативными, то есть негласными.
Эта работа, если бы только она была своевременно проведена, позволила бы уголовному розыску получить информацию ещё об одном происшествии с малолетним ребёнком, которое в феврале 1939 г. оставалось неизвестно правоохранительным органам. В августе или сентябре 1938 г., в то самое время, когда свердловские опера крутили «на сознанку» бедолаг Баранова и Кузнецова, в доме №12 по улице Анри Марти произошёл странный инцидент. Днём – примерно в полдень или чуть позже – пропала гулявшая во дворе 4-летняя Нина Плещева.
Мать быстро спохватилась и стала искать дочку. Когда женщина осматривала двор, её внимание привлёк странный звук, шедший как будто бы из-под земли. Клавдии Плещевой пришлось затратить некоторое время на то, чтобы понять, в каком же направлении искать его источник. Стоны раздавались из сарая, расположенного рядом с домом. Часть незапертого сарая занимала выгородка 3,5 на 2,5 метра под стойло для лошади, перед которой стоял деревянный ящик с рубленым сеном, предназначенным на корм. В этом-то ящике, закопанная глубоко в сено, и лежала в полубессознательном состоянии маленькая Нина. Сверху на ящик была уложена тяжёлая лестница, из-под которой девочка при всём желании не смогла бы выбраться самостоятельно.