Уральский Монстр - Страница 44

Это был хороший ответ. Конечно, он не превращал изъятый у Баранова нож в улику, но до известной степени объяснял неудачу следствия, мол, это не мы плохо поработали, а нож очень ржавый попался. В остальном, дескать, мы – молодцы.

Несмотря на своевременно полученный из лаборатории ответ, следственные материалы 15 августа в прокуратуру не ушли. Лишь 16 августа свежеиспеченный заместитель начальника уголовного розыска Свердловской области Евгений Вершинин подписал постановление о направлении собранных материалов и улик прокурору по спецделам областной прокуратуры Миролюбову для рассмотрения. В своём постановлении лейтенант Вершинин не обошёлся без маленькой фальсификации, указав, будто отец убитой девочки заявил органам милиции о её исчезновении только 15 июля. На самом деле, как мы знаем, Пётр Грибанов неоднократно обращался в различные подразделения милиции (территориальные и транспортную, на вокзале) начиная с ночи на 13 июля, но его обращения игнорировались дежурными сотрудниками. Лейтенант Вершинин переложил вину с больной головы на здоровую и предпочёл бросить тень подозрений на отца жертвы, но не поступиться корпоративной солидарностью. Что ж, подобное выгораживание коллег по цеху являет собою яркий пример профессиональной деформации и довольно типично даже для наших дней.

Но ещё до того, как оформленные заместителем начальника уголовного розыска бумаги покинули стены подразделения, следственные материалы обогатились ещё одним любопытным документом. Сразу скажем, что этот документ никак не повлиял на движение дела, но он заслуживает небольшого о себе рассказа. Скажем так, ремарки на полях.

Коля Бунтов – а если официально, то Николай Яковлевич Бунтов – родился в 1921 г. и закончил обучение в школе после 6-го класса, в возрасте 14 лет. В 1935 г. он подался на шарикоподшипниковый завод учеником токаря и очень быстро понял истинный смысл главного лозунга социализма «От каждого – по способностям, каждому – по труду!». На практике это означало, что работать надо было много, а получать приходилось шиш в кармане. Молодой человек решил, что работать на заводе он не будет, и в феврале 1937 г. устроился в столовую №1 Трансторгпита, обслуживавшую точки общественного питания на железнодорожном транспорте. Коля подружился с карманниками, неким Вовкой из «Столовой №3» и Тонким, имени и фамилии которого не знал. Обоих дружков в конечном счёте уголовный розыск изловил и отправил на нары, о чём Бунтов упомянул во время допроса не без сарказма: «Тонкому давали три года, но он недели через две после суда снова был в Свердловске…» Согласно его собственному признанию Коля стал промышлять карманными кражами с весны 1938 г. Скорее всего, в этом вопросе он врал, но сие не представляется сейчас важным. Весной его дважды задерживала милиция – сначала при хищении у женщины 15 рублей из кошелька, а потом при попытке украсть у мужчины 27 рублей из нагрудного кармана пиджака. Николашу оба раза дактилоскопировали, но далее этого дело не шло, видимо, загруженным работой сотрудникам милиции было не до подобной шелупони.

В середине августа 1938 г. Бунтов угодил в милицию в третий раз. Это по милицейским понятиям, видимо, был перебор, и на карманника возбудили уголовное дело. В рамках этого расследования Колю допросил упоминавшийся выше оперуполномоченный уголовного розыска Чемоданов. Последний в ходе общения с Бунтовым поинтересовался, знаком ли тот с Василием Кузнецовым. Коля проживал в доме №72 по улице Луначарского, что называется, в шаговой доступности от домов Баранова и Кузнецова, так что вопрос казался резонным. Выяснилось, что Бунтов не только хорошо знаком с Кузнецовым, но даже был с ним во время воровства часов у неизвестного пьяного гражданина в мае.

Вот так поворот! Чемоданов, разумеется, знал о попытках уголовного розыска отыскать владельца часов и интересе Вершинина к обстоятельствам этого происшествия, так что расспросил Бунтова о деталях. Согласно рассказу последнего в тот вечер он гулял по району в компании Василия Кузнецова, Ивана Бахарева и Ивана Гладких. Часы Кузнецов забрал у спавшего пьяного мужчины, то есть это было не ограбление, а именно хищение. Ценным приобретением, однако, Василий насладиться не успел – его в скором времени забрал наряд милиции и доставил во 2-ое отделение, где при обыске часы были найдены милиционерами и… отобраны. Без протокола, разумеется, просто отобраны.

Чемоданов снял копию с протокола допроса Бунтова и 16 августа направил её лейтенанту Вершинину. Мы не знаем, как отнёсся к полученному документу заместитель начальника уголовного розыска, ведь рассказ Бунтова вступал в прямое противоречие с показаниями, полученными ранее от Евгения Попова, согласно которым тот ворованные часы за №58619 у Кузнецова выменял. Теперь же получалось, что упомянутые часы исчезли в бездонных карманах неких безвестных милиционеров! Вполне возможно, что Вершинин нелестно помянул услужливого дурака, который опаснее врага, а возможно, промолчал и только подумал. Как бы там ни было, заместитель начальника ОУР подшил копию допроса Бунтова к следственным материалам и вместе с паспортами Кузнецова и Баранова, а также уликами – отломанным кончиком ножа, окровавленной марлей и карманными часами за №58619 – отправил спецкурьером пакет с грифом «совершенно секретно» в областную прокуратуру, в новое здание по адресу улица Малышева, дом №2-а.

Спустя три недели – 8 сентября 1938 г. оперативный дежурный по Отделу уголовного розыска вернул паспорта Николаю Ляйцеву и Ивану Леонтьеву (брюки, изъятые для проведения судебно-медицинской экспертизы, последний получил много позже – только 10 ноября 1938 г.). Таким образом, они перестали считаться подозреваемыми и «версия №1» окончательно ушла в небытие.