Уральский Монстр - Страница 240

240

12) Владимир Винничевский не был опознан свидетелями, видевшими похитителя Лиды Сурниной в Пионерском посёлке. Это представляется логичным, если вспомнить, что и словесный портрет, сообщённый свидетелями ещё до изобличения Винничевского, мало на него походил. Рассказы Винничевского о похищениях Губиной и Сурниной в Пионерском посёлке грешат столь явным несоответствием следственному материалу, что невольно начинаешь задумываться о том, бывал ли обвиняемый в тех местах вообще? И в этой связи очень интересно поведение Вершинина, начальника уголовного розыска, курировавшего следствие. Похоже, что последний тоже испытывал некие сомнения, но не стал делать акцент на такой мелочи, а подыграл Винничевскому, иначе говоря, помог ему лгать. Именно поэтому во время «выводки» 28 ноября от обвиняемого не стали требовать, чтобы он показал места нападений на Губину и Сурнину, а ограничились лишь тем, что Винничевский «указал направление». С таким отношением к делу следственный эксперимент вообще можно было не проводить, Винничевский мог «показать направление» на карте города, не выходя из кабинета Вершинина.

13) Кажется очень странной фраза, произнесённая Василием Оленевым во время допроса: «Владимир днями играл в футбол с ребятишками, которых он привозил с собой из города Свердловска…» Что может означать сказанное? Понять слова Оленева можно лишь так, что у Володи Винничевского в Нижнем Тагиле появлялись некие друзья из Свердловска, по крайней мере, один друг, откуда-то же эти разговоры пошли. С сожалению, эта реплика не вызвала интереса допрашивавших, поэтому мы так и не узнаем, кого же привозил с собой из Свердловска Винничевский.

Что следует из всего изложенного выше? По мнению автора, Владимир Винничевский был ответственен за похищения детей и их убийства посредством удушения, но преступления с использованием ножа совершал не он. При этом Винничевский до некоторой степени был информирован об этих эпизодах и приблизительно представлял, когда и где они происходили, и какие именно повреждения ножом наносились. Подобная осведомлённость была связана с тем, что совершавший эти преступления человек был хорошо знаком Винничевскому и оба преступника имели возможность делиться впечатлениями от содеянного. Друзей, по мнению автора, объединяла не только тайная страсть к убийству, но и страсть иного рода – они являлись гомосексуальными партнёрами, и именно это обстоятельство предопределило их совершенно особые, глубоко доверительные и полностью скрытые от окружающих отношения. Их интимные отношения начались ранее того, как было совершено первое убийство, и именно сексуальная близость позволила любовникам откровенно делиться любыми тайнами и фантазиями. Когда один из любовников озвучил свои фантазии, связанные с малолетними детьми, другой с готовностью его поддержал, хотя его собственные фантазии несколько отличались от услышанного.

Первое преступление будущие убийцы совершили вместе, их жертвой, насколько можно судить, явилась Герда Грибанова. Именно участие в убийстве двух человек, малоопытных и не понимавших до конца, что именно и как они хотят совершить, придало этому преступлению столь необычный характер, этим обусловлены особенности, более не повторявшиеся. Герду и душили, и кромсали ножом, и отрезали ей руку и ногу. Первоначально тело замученной девочки было спрятано не в том дворе, что примыкал к дому №19, а в соседнем, у дома №21, подле дома Винничевского. Именно поэтому отец девочки, дважды в течение первых суток осматривавший кусты черёмухи, в которых потом отыскали труп Герды, тела не нашёл.

Преступники возвращались к трупу, очевидно, наблюдая за процессом разложения, возможно даже совершив с мёртвым телом половой акт. Кстати, нельзя исключить и того, что отделение руки и ноги было осуществлено не во время убийства, а именно при посещении тела некоторое время спустя. Им было интересно наблюдать за трупом и экспериментировать с ним. Для преступников это был первый опыт – они ещё не знали толком, чего хотят и что рассчитывают увидеть. По-видимому, на третий день, когда посмертные изменения сделали тело непривлекательным, они решили от него избавиться, что и было проделано простейшим образом – Винничевский в компании с подельником вернул тело убитой девочки вместе с её вещами во двор дома №19 по улице Первомайской и оставил в кустах. Это объясняет, почему уголовный розыск нигде во дворе не смог отыскать следов крови и почему отец Герды не нашёл труп на следующий день после исчезновения дочери.

Убийство, сошедшее подельникам с рук, оставило их, однако, до известной степени неудовлетворенными, что и понятно: убийца-«душитель» хочет реализовать одну фантазию, а «потрошитель» – совсем иную. Поэтому впоследствии Винничевский и его товарищ действовали раздельно, хотя оба не забывали делиться рассказами о своих «подвигах». Это подстегивало фантазии обоих и лишь усиливало ощущение собственной исключительности.

Почему Винничевский, пойманный с поличным, стал признаваться в преступлениях, которых не совершал? Для чего он взял на себя убийства, совершённые его сексуальным партнёром? Вопросы эти только на первый взгляд кажутся головоломными, тот, кто внимательно прочёл книгу, согласится, что в основе поведения Винничевского после ареста лежала железная, прямо-таки несокрушимая логика. Он знал, что за убийство ребёнка – одного, двух, пятерых, десятерых, неважно! – статья 136 Уголовного кодекса РСФСР предусматривает одинаковое наказание. Поэтому, сознаваясь в нескольких убийствах, он своё положение уже не ухудшал. Но при этом дальнейший розыск детоубийцы прекращался, а значит, разоблачение Винничевского другу ничем не грозило.

240