Уральский Монстр - Страница 135

К оглавлению

135

7) Брагилевский задал очень важный для следствия вопрос о состоянии половых органов и заднепроходного отверстия Раи Рахматуллиной, из чего можно понять, что он допускал возможность если не полового акта, то каких-то сексуальных манипуляций со стороны преступника, но профессор Устинов остановил все рассуждения на эту тему следующим образом: «В истории болезни описания наружных половых органов у Рахматуллиной не имеется, а судебно-медицинской экспертизе девочка подвергнута не была». Если говорить совсем точно, то формальное судебно-медицинское освидетельствование состоялось, о чём в своём месте написано достаточно подробно, акт за №1705 от 17 мая 1939 г. подшит к следственным материалам и прекрасно сохранился. Вот только освидетельствование это проводилось формально, по больничной истории болезни, без непосредственного осмотра и опроса потерпевшей, потому и толку от этой бумажки чуть. Вопрос Брагилевского – вполне оправданный и в самом деле важный для правоохранительных органов – повис в воздухе, и профессор Устинов ничем помочь в данной ситуации не мог. Безответственность и лень, проявленные его подчинёнными пятью месяцами ранее, вышли тут, как говорится, боком.

8) В каком положении находилась Рахматуллина во время нанесения ей телесных повреждений? По мнению судмедэксперта, девочка могла находиться в самых разных положениях, за исключением такого, при котором исключалось бы травмирование правой стороны головы, то есть её не могли прижимать, например, к стенке или доске правой частью головы. Прямо скажем, смысл этого вопроса не совсем понятен, поскольку сама Рая довольно ясно описала обстоятельства нападения и Брагилевский должен был понимать, что объяснения потерпевший звучат вполне убедительно и достоверно.

Больше всего вопросов (всего 11) возникло у Брагилевского по эпизоду, связанному с нападением на Алевтину Губину. Это преступление и в самом деле можно отнести к разряду самых запутанных и необычных, прежде всего по причине удивительной скрытности преступника, оставшегося незамеченным, и невероятной везучести сохранившей жизнь жертвы.

Вопросы Брагилевского касались следующих аспектов случившегося:

1) Каковы характер и тяжесть телесных повреждений Али Губиной? Профессор Устинов указал на многообразность полученных жертвой повреждений – это и кровоподтёки, и ссадины, и царапины, и ранения холодным оружием, которые по своей тяжести должны относиться к тяжким.

2) Каким оружием пользовался преступник при ранении скуловой области справа и подвздошной области справа? Чем причинялись царапины подвздошной области справа? Какое орудие было использовано при причинении раны подвздошной области через одежду? В последнем случае, строго говоря, никакого ранения не причинялось, там имел место единственный прокол платья лезвием шириною 8 миллиметров (в своём месте об этом сказано достаточно), но мысль Брагилевского, в общем-то, понятна – он хотел услышать мнение судмедэксперта о возможном оружии. Выше уже упоминалось, что орудие это ввиду узости лезвия не могло быть обычным ножом и походило на карманный складной ножичек (перочинный). Устинов ответил на этот вопрос – распадавшийся фактически на три – следующим образом: ранения скулы справа и нижнего века правого глаза, описанные как «рваная рана», причинены тупым орудием. Другими словами, это мог быть кастет, кулак, рукоять ножа. Царапины причинены остроконечным орудием типа кончика ножа, шила и т.п. Резаная рана брюшной стенки могла быть причинена ножом или заточенным шилом.

3) Что общего в ранениях правой подвздошной области Губиной и повреждениях лица Рахматуллиной и трупа Петрова? Какого рода орудие использовалось для причинения царапин во всех трёх указанных случаях? Судмедэксперт посчитал, что упомянутые эпизоды сходны множественностью поверхностных повреждений, не проникающих в глубину кожи. В качестве орудия, использованного для причинения ранений, мог служить нож, шило и т.п.

4) На удалении около 50 м от места нападения на Алю Губину располагалась компания людей. Какими средствами мог воспользоваться преступник для того, чтобы воспрепятствовать крику жертвы? Брагилевский наверняка сам прекрасно знал, какие действия должен был предпринять нападавший, чтобы девочка не закричала, но его интересовало суждение медицинского специалиста. Профессор Устинов ответил безукоризненно: «Препятствовать крику девочки Губиной преступник мог: 1) оглушив ребёнка ударом тупого орудия в правую височную область; 2) зажав отверстие рта и носа ладонью своей руки; 3) сжав рукою боковые поверхности шеи, следствием чего и явились кровоподтёки на указанных областях…»

5) Брагилевский обратил внимание на вялость и апатичность, отмеченные у Рахматуллиной, и аналогичные симптомы, наблюдавшиеся у Губиной, а потому спросил без лишних экивоков: «…не даёт ли это основание предполагать, что в том и другом случае было применено какое-то средство для усыпления ребёнка – хлороформ?» Судмедэксперт ответил иносказательно, избежав однозначности. Он указал на то, что состояние Губиной «может быть объяснено шоком, общим тяжёлым состоянием в результате большой потери крови…» Другими словами, версию про использование убийцей хлороформа профессор Устинов не поддержал, хотя в случае с Рахматуллиной сам же допустил возможность применения усыпляющего средства.

6) Следующий вопрос старшего оперуполномоченного Брагилевского касался очень деликатной области – состояния половых органов и заднего прохода Алевтины Губиной. Подтекст понятен – имело ли место покушение на половую неприкосновенность ребёнка? Устинов ответил очень интересно, процитируем: «…высказаться по этому вопросу не представляется возможным за отсутствием данных в материалах дела, а также за отсутствием судмедэкспертизы девочки Губиной». Ответ судмедэксперта обескураживает, к нему, как говорится, ни прибавить – ни отнять. Как и в случае с Раей Рахматуллиной, формальное заключение судмедэксперта летом 1939 г. основывалось на больничной истории болезни и невнятном рассказе самой жертвы, освидетельствование девочки не проводилось. Конечно, сексуальный мотив нападавшего казался вполне очевиден – это следовало из самого факта раздевания жертвы, но ничего более определённого нельзя было утверждать. В общем, перед нами ещё одна явная недоработка как свердловских пинкертонов, не настоявших на полноценной экспертизе раненого ребёнка, так и судебных медиков, не пожелавших проявить разрешаемую законом инициативу и ограничившихся при исполнении обязанностей лишь формальным минимумом.

135