Идея предъявить Анне Савельевой фотографию трупа, найденного в ручье за посёлком Станкострой, родилась не на пустом месте. Дело в том, что накануне, 4 сентября, то есть уже после обнаружения трупа мальчика за посёлком Станкострой, старший оперуполномоченный Брагилевский обстоятельно допросил бабушку Ники Савельева и во время этого допроса уточнил описание деталей одежды, в том числе тех, что не упоминались в первоначально распространённой милицейской ориентировке. В частности, Елена Фёдоровна Блинникова-Каширская сообщила о соске из чёрной резины на нитке привязанной к английской булавке, чулочках на резинках под коленями и прочих мелких деталях, полностью совпадавших с теми, что были обнаружены на детском трупе в ручье.
Помимо данного обстоятельства, допрос бабушки убитого мальчика интересен нам ещё одной деталью – Елена Федоровна крайне резко высказывалась в адрес Евдокии Масленниковой, той самой соседки-«торгашки», что якобы соблазняла её сына. Помимо весьма неприязненных сентенций в адрес самой Масленниковой, Елена Федоровна высказала подозрения и относительно возможной виновности 10-летнего сына соседки, Леонида, который мог похитить Нику с целью «отомстить за мать». Блинникова-Каширская и до этого заявляла о своих подозрениях в адрес этой женщины и её сына, но тут снова высказалась предельно откровенно, хотя об этом её уже никто и не спрашивал. Вот любопытная цитата из протокола допроса: «Всё же я и сейчас не могу отказаться от возникшего у меня против Леонида Масленникова подозрения в похищении моего внука… Мой внук Коля был очень застенчивый, боялся посторонних и к чужому человеку добровольно не пошёл бы. К семейству Масленниковых Коля привык, знал Евдокию Масленникову и её сына, с ними он мог бы пойти и чувствовать себя спокойно».
Упомянула бабушка во время допроса и ещё кое-что неожиданное, о чём нельзя не сказать. Для этого опять-таки процитируем протокол от 4 сентября: «Спустя несколько дней после исчезновения Николая в беседе с Евдокией Масленниковой я сказала последней, что имею подозрения на её сына Лёню в похищении Николая, это он мог сделать для того, чтобы отомстить Анне Савельевой… Когда я высказала Евдокии Масленниковой своё подозрение в отношении её сына Лёни, то последняя мне ответила, что сейчас очень часто пропадают маленькие дети, отсюда нет оснований к подозрению Лёни».
Современному читателю, скорее всего, непонятен скрытый смысл приведённой протокольной выдержки – а между тем ведь это самый настоящий донос, содержащий обвинения в антисоветской пропаганде и агитации! Если Масленникова такое действительно говорила, то в её словах в чистом виде содержался состав преступления по знаменитой статье 58-10, по которой сотни тысяч граждан Советского Союза уехали хлебать лагерную баланду на пресловутые «стройки народного хозяйства», а многие ушли без возврата в расстрельные казематы НКВД.
Вроде бы всё сказано логично и по делу, но на страницах этой книги мы уже сталкивались с любопытными примерами того, что попытка выкопать яму другому приводит порой совсем не к тому результату, на который рассчитывает доносчик. Оговор, напомним, это дверь, которая открывается в обе стороны. Не зря ведь смекалистый русский народ советует лгунам: свою ложь – к себе приложь! Поэтому попытка Блинниковой-Каширской бросить тень подозрения на Евдокию Масленникову привела, как мы увидим из дальнейшего, к весьма неожиданному результату.
Объективности ради следует отметить, что Анна Савельева, мать убитого Ники, не поддержала осуждающую риторику свекрови и на допросе 5 сентября, устроенном Брагилевским после опознания тела, воздержалась от каких-либо выпадов в адрес Масленниковой. И это выглядело довольно странно, учитывая, что Савельева неоднократно дралась с последней, причём инициатором драк всякий раз выступала именно Савельева. Но на допросе никакой агрессии она не выказала и лишь коротко заметила, что «По адресу моего ребёнка я никогда ни от кого, в том числе и от Масленниковой, не слышала угроз». И всё – молчок!
В тот же самый день старший лейтенант Брагилевский провёл допрос и Евдокии Масленниковой. Допрос этот начался с официального уведомления Евдокии о том, что ввиду возникших подозрений в её причастности к похищению и убийству мальчика Коли Савельева она будет задержана на весь период следственных действий и как всякое задержанное лицо подвергнется обыску. Для его проведения в кабинет был вызван конвойный наряд из следственного изолятора Управления РКМ, сам же Брагилевский на время обыска кабинет покинул.
Следует уточнить, что обыск проводился не потому, что Брагилевский всерьёз рассчитывал найти нечто, способное связать Евдокию с убийством, а исключительно в силу заведённого порядка. Обыск преследовал цель исключить возможность нападения задержанного, его бегства, попытки самоубийства или несанкционированной связи с подельниками, для чего надлежало изъять оружие, документы, лекарства или опасные вещества, бумагу и принадлежности для письма – в общем, это была скорее мера предосторожности, чем необходимость, объективно продиктованная ходом расследования. На Масленникову подобного рода формальности произвели, должно быть, сильное впечатление, возможно, деморализующее. Положив руку на сердце, признаем, что очень немногие люди сумеют сохранить хладнокровие после того, как им сначала заявят о подозрениях в убийстве ребёнка, а затем подвергнут профессиональному обыску. Обыск никакого особенного результата не дал – его, по-видимому, никто и не ждал – у Масленниковой были найдены паспорт, профсоюзный билет и расчётная книжка для начисления и учёта выдачи заработной платы.