Помимо судебно-медицинского исследования одежды Вали Камаевой, следователь Краснов озаботился и другим весьма важным вопросом. Узнав, что никто из свердловских правоохранителей не осматривал одежду Алевтины Губиной, той самой девочки, что 12 июня получила ножевые ранения в лесу у Пионерского посёлка и лишь чудом осталась жива после месячного пребывания в больнице, Краснов пригласил на допрос отца и изъял у него одежду, в которую была одета девочка в день нападения. Одежда состояла из платья и ночной рубашки, их внимательный осмотр позволил сделать довольно интересное открытие. Преступник аккуратно проколол ножом с узким лезвием (8 мм) платье, но не задел надетую под ним рубашку и не повредил кожу ребёнка, после чего разорвал платье от плеча до подола руками. По-видимому, изменил первоначальный замысел, сообразив, что разрезание ножом может затянуться. В общем, выбрал путь более быстрый и радикальный. Снятую одежду преступник разместил рядом с телом Али Губиной, буквально на расстоянии вытянутой руки, где её впоследствии и нашли. На ней практически не было крови, за исключением нескольких помарок, оставленных, вполне возможно, самим же отцом Али, который лёг рядом с дочерью на землю и успокаивал её вплоть до появления машины «скорой помощи».
Таким образом, следователь Краснов довольно уверенно заключил, что по крайней мере некоторые из известных ему эпизодов – похищение и нападение на Алю Губину, Риту Ханьжину, Валю Камаеву и Риту Сурнину – имеют общий мотив «удовлетворение полового чувства извращенным способом». То, что Аля Губина не была изнасилована, не отменяло данного вывода: во-первых, девочка осталась жива, а преступник, как явствовало из результатов судебно-медицинских экспертиз, являлся некрофилом, то есть не насиловал живых, а во-вторых, нападение на Алю можно было считать незавершённым. Возможно, злоумышленника кто-то или что-то спугнуло, вынудив спасаться бегством. Краснов даже допросил Перемышлина – того самого мужчину, который первым обнаружил Алю Губину и ушёл, не оказав девочке помощь, – очевидно, рассчитывая добиться от него какого-то важного признания, связанного с внешностью подозрительного человека, увиденного возле девочки. Но Перемышлин не отступил ни на йоту от сделанных ранее признаний и заявил, что никого возле раненой девочки не видел, так что Краснову ничего от этого человека добиться не удалось.
Одновременно следователь по важнейшим делам при прокуроре СССР Краснов работал сразу по всем эпизодам, привлёкшим его внимание. И день 3 сентября в этом отношении не явился исключением. Сначала он допросил Якова Вишняка, начальника Петра Кучина, того самого охранника Дворца пионеров, что попал под подозрение при расследовании покушения на Раю Рахматуллину 1 мая. Краснов поднимал старые материалы, анализировал их и пытался реконструировать события для объективной оценки. Вишняка в рамках проводившегося расследования ранее не допрашивали, между тем Яков Григорьевич оказался человеком весьма информированным и дал исчерпывающую картину событий того дня. То есть рассказал, кто кому звонил, куда побежал, что происходило до и после ранения девочки. Должность Вишняка прозвучит немного непривычно для нынешнего жителя России – «начальник пожарно-сторожевой охраны», но ближайшим её современным аналогом можно считать должность начальника службы охраны предприятия. Вишняк отвечал в том числе и за пропускной режим Дворца, и данное обстоятельство можно считать немаловажным. Допрошенный заверил Краснова, что 1 мая дети на территорию сада проходили через пропускной пункт («комендатуру»), где их встречали руководители кружков и классов и строили в праздничные колонны. На территорию Дворца и сада посторонние не допускались и, более того, не допускались даже работники Дворца, не имевшие специального пропуска на праздничный день.
Выше отмечалось, что в дни государственных праздников и общесоюзных мероприятий экстраординарные меры поддержания общественного порядка принимались во всех учреждения и ведомствах Советского Союза, так что свердловский Дворец пионеров в этом смысле не являлся каким-то исключением. Из допроса Якова Вишняка можно с уверенностью заключить, что преступник, совершивший нападение на Раю Рахматуллину, не мог незамеченным проникнуть в сад Уралпрофсовета через Дворец пионеров. Если он действительно прошёл во второй двор этим путём, то это могло случиться лишь потому, что он был связан с Дворцом, персонал которого его знал.
В силу этого более вероятным казалось другое предположение – злоумышленник проник в сад не со стороны Дворца пионеров, а с прямо противоположного входа – через калитку, выходившую на улицу Шевченко. Калитка эта располагалась как раз рядом с домом №4, в котором проживала раненая девочка.
Далее в тот же день Краснов допросил Каспера Даниила Матвеевича, одного из многочисленных свидетелей по делу о ранении Али Губиной 12 июня в лесу у Пионерского посёлка. Напомним, что тогда сотрудники милиции зафиксировали около 50 человек, которых в той или иной степени можно было зачислить в разряд свидетелей. В основном это были люди, отдыхавшие на пленэре либо игравшие в лото возле барака на Флотской улице. Никто из них не сознавался в том, что видел преступника с маленькой девочкой или стал очевидцем нападения, однако Краснов, по-видимому, не терял надежды отыскать какого-нибудь ценного свидетеля. Даниил Каспер был мужчиной степенным, солидным, несудимым, ему уже исполнилось 50 лет, и Краснов, наверное, питал некие надежды разговорить его. Но ничего из этого не вышло – несмотря на долгий и обстоятельный разговор, запись которого растянулась на три страницы, – Даниил Матвеевич ничего ценного для следствия не припомнил. «Никаких подозрительных лиц, которые могли бы напасть на ребёнка, мы не видели. Также не видели никого, кто проходил бы с ребёнком к опушке леса», – твёрдо заявил Каспер, фактически обесценив все свои воспоминания, связанные с событиями того дня.